Книга Великий Дракон Т-34 - Константин Клюев

За деревьями он разглядел нескольких всадников в блестящих доспехах и с копьями в руках. Были еще пешие, вооруженные длинными стрелометами. Они торопливо вращали рукоятки, уперев оружие в землю, затем вкладывали стрелы и поднимали стреломет ядовитым наконечником вверх. Стрелометы выбрасывали стрелы навесом, и Эхрон понял, что пока невидим для нападавших.

Рыцарь с пышным султаном из разноцветных перьев на шлеме протрубил в рог. По этому сигналу спустили свору крупных собак в шипастых ошейниках. Собаки долго не могли взять след, путались в зеленых зарослях уж-травы, а учуяв Хранителя, попытались вернуться под защиту всадников, поджав хвосты. Защелкали бичи пеших воинов, и обозленные собаки устремились в Святую рощу. Эхрон ждал их, замерев неподвижно в густой тени орешника. Опушка рощи открывала вид на низкие каменные скалы, окружающие узкую лощину, древнюю Челюсть Дракона. Несколько обезумевших от побоев и страха псов проскочили мимо Хранителя на открытую местность, но тут же вернулись. Псы выстроились полукругом, боясь подойти ближе. Наконец, самая молодая и нервная сука не выдержала напряжения и бросилась на Хранителя. Эхрон опустил голову, затем поднял и отступил на шаг. На клыке болталась собака, убитая мгновенно. Эхрон брезгливо швырнул мертвое тело в сторону своры и повернулся спиной, поджав хвост между задних копыт, под брюхо. Псы взвыли, увидев столь явное проявление трусости и слабости. Глупые, ослепленные яростью и оглохшие от собственного истерического лая, собаки немедленно забыли о смерти несчастной суки и уж конечно не сделали из нее никаких выводов. Свора бросилась на добычу со спины, и через миг окровавленные собаки истошно скулили и визжали, изрубленные стремительными движениями страшного хвоста, украшенного костяным обоюдоострым шипом. Казалось, вой изуродованных псов, купавшихся в собственной крови, пропитавшей уж-траву, заполнил всю Святую рощу и ее окрестности. Через миг к этому отчаянному крику примешался певучий свист стрел. Теперь желтые перья летели не наугад, а на голос издыхающих собак. Собачьи тела были пригвождены к земле и избавлены от мучений стремительно действующим ядом. Двуногие принесли своих четвероногих рабов в жертву и использовали их предсмертные вопли как звуковой ориентир для стрелков. Когда Хранитель, опомнившись, отбежал в сторону, из его спины торчали полтора десятка ядовито-желтых перьев. Даже для такого гиганта этого было более чем достаточно. Эхрон яростно завизжал и с ревом бросился бежать по краю рощи. Он уже понял, что его молодая самка, пришедшая на смену ушедшей в небесные врата Хонарон, неизбежно совершит роковую ошибку – слишком размягчает жизнь в раю, в полной безопасности, в тихом уюте и счастливом браке с самим Хранителем. Самки только через пять-шесть сезонов брака усваивают все заповеди Завета, ничего тут не поделаешь, и еще столько же сезонов уходит на то, чтобы подруга Хранителя поняла, что заповеди обязательны и для нее, счастливой избранницы, причем в первую очередь для нее. Нахма стала самкой Хранителя три сезона назад. Надежды никакой. Эхрон начал чувствовать предательскую слабость и ускорил бег. Яд начал действовать, но Хранитель должен был успеть.

* * *

Нахма выскочила из логова, устроенного в густом орешнике, услышав разъяренный визг супруга, переходящий в рев ярости. Они паслись по очереди, чтобы не оставлять первенца одного. Нахма вглядывалась в глубину рощи и поздно заметила всадников, один из которых, разогнавшись, бросил копье и точно угодил Нахме в бок. Она вспомнила Завет, она поняла свою ошибку и уже знала, что заплатит за нарушение Завета своей жизнью, но это ее не беспокоило. Нельзя, нельзя было так вот выскакивать из орешника. Что теперь будет с первенцем, маленьким розовым Хранителем? Теперь слова заповедей звучали в ее голове в нужном порядке. Супруг говорил, что Завет сам возникает в голове в минуту смертельной угрозы, он только просил слушать его, не перебивая, и каждое утро начинал с угрюмого прохрюкивания всего Завета. А она, глупая, слушала невнимательно, постоянно отвлекаясь. До страшного удара копьем Нахма не могла себе представить, что можно думать так быстро. Мысли ее всегда текли спокойно и величаво, как полноводная река Ир за холмом Праведников. Отдаваясь Хранителю, Нахма думала: «Я отдаюсь САМОМУ ХРАНИТЕЛЮ». Нося в чреве чудесного первенца, Нахма думала именно это, слово в слово: «Я ношу ЧУДЕСНОГО ПЕРВЕНЦА». Вот уже пятнадцать рассветов, с тех пор, как маленький первенец начал жить отдельно от Нахмы, у супруги Хранителя появилась еще одна мысль: «Я должна накормить ЧУДЕСНОГО ПЕРВЕНЦА». Теперь мысли в ее голове неслись со страшной скоростью, и почти каждая сжимала горло безысходностью: «Поздно».

Наконец в сознании Нахмы возникла нужная заповедь: «А если будет поздно, то супруга Хранителя должна принять бой и задержать врагов Святой рощи, сколько будет возможным. Хранитель обо всем позаботится. Он знает и сделает».

Да, он знает и сделает. Нахма поняла, что должен сделать ее супруг, но теперь она скорее дала бы сжечь себя на медленном огне, чем позволила бы себе даже думать об этом. Всадник, пронзивший Нахму копьем, уже отворачивал коня, изо всех сил натягивая повод влево, чтобы не разбиться насмерть о щетинистую глыбу, когда вихрь мыслей и страданий в голове несчастной матери кончился, оставив место восторгу и таким простым, совершенно бессознательным действиям.

Нахма качнула рылом в сторону коня, зацепив его клыком за заднюю ногу. Конь остановился и упал так стремительно, что рыцарь вылетел из седла, еще не успев понять, что произошло. Нахма уже не обращала внимания на всадника, разбившегося в кровавую лепешку о первый Зуб Дракона – маленькую, высотой с Хранителя, островерхую скалу, о которую так приятно было чесать бока. Нахма перешагнула трепыхавшегося на земле коня, визжавшего от боли в наполовину оторванной задней ноге, и устремилась в атаку. Страшная боевая машина врезалась в строй, ощетинившийся сталью, проделывая в толпе двуногих сквозной проход, усеянный искалеченными телами.

– Стреляйте, стреляйте же! Где стрелометы? – уже не кричал, а хрипел сорванным голосом рыцарь с большими черными крыльями на шлеме, когда Нахма разворачивалась перед очередной атакой.

Стрелы с тонким посвистом ударили в упор, вонзившись в бок супруги Хранителя, но это уже ничего не меняло. Нахма, разогнавшись, долго кружила среди беспорядочно мечущихся двуногих, вращая смертоносным хвостом и без устали поддевая клыками направо и налево. Под ногами матери ЧУДЕСНОГО ПЕРВЕНЦА погиб, крича, граф Леас, командир Черного отряда, украшенный разноцветным султаном за особую верность Ордену.

Почти весь цвет воинства был раздавлен или разорван – во всяком случае, те, кто не догадался притвориться мертвым или пришпорить скакуна, мчась подальше от побоища. Конные, пешие, рыцари, слуги, охотники и загонщики – все они гибли, втыкая смешные зубочистки своих копий и мечей в разъяренную гору мышц, сухожилий, копыт и клыков.

Тем временем яд желтолиста делал свое дело куда лучше охотников и рыцарей. Юная супруга Хранителя припала сначала на передние ноги, затем на задние, затем легла, тяжело дыша, всем своим видом обещая войску Ордена встать и продолжить после короткого отдыха. Умерла Нахма спокойно и без мучений. Даже после ее смерти двуногие боялись подойти и забрать тела раздавленных соплеменников. В голове Нахмы осталась одна-единственная мысль, и она наслаждалась этой мыслью до самого последнего вздоха и еще немного после: «Он знает и сделает. Он спасет ЧУДЕСНОГО ПЕРВЕНЦА».