Книга Новая жизнь - Ольга Мяхар

Кто-то упал, кто-то взвыл. Сим зажимал рот рукой, широко раскрыв глаза и испуганно глядя на матерящихся и катающихся по полу друзей. Все были живы, но ожогов — куча. Пришлось всей толпой спускаться вниз в лабораторию мага и лечиться там мазями. (Пару из них стырили у меня же с тумбочки.)

А после того как пострадавшие вышли и оставили меня наконец-то одну (если не считать разлегшегося на кровати Грифа и вечную парочку, окопавшуюся на подоконнике), я со вздохом облегчения наконец-то рухнула обратно на кровать.

— Так и будешь здесь лежать? — сонно смотрю на Грифа, толкая его коленом в бедро.

— Угу, — не открывая глаз. — Мои апартаменты временно в разрухе, — с усмешкой.

— А мне все равно. Хочешь, иди к магу или к Симу. Да к кому угодно, только не ко мне.

— Мне и здесь хорошо, — даже и не думая шевелиться.

Я с грустью поняла, что от меня не отстанут.

— Так. Ладно, но раз уж так приспичило — спишь в кабинете, там вроде тоже есть раскладной диванчик. И прими ванну. Чудовище.

С постели раздался тихий вредный храп.

Я только махнула рукой, закрывая глаза, и немедленно уснула, наконец-то оказавшись в тепле, безопасности и с пуховым одеялом под боком.

А на подушке уже давно сопел котенок, уткнувшись носом в кончики пушистых хвостов.

ГЛАВА 9

Контора "Нечисть и Ко" жила своей жизнью. Приходили заказы, кто-то, обычно по одному, редко — двое или трое, выходил на задание и вскоре возвращаясь или с наградой, или же, если не везло, без оной.

Меня упорно не трогали и никуда не брали, решив на общем собрании, что я и так перетрудилась, так что работать будут только мужчины. Гриф, впрочем, тоже на задания не ходил, вечно где-то пропадая, или же спал на моей кровати. Кухню он, правда, любил особенно. И часто маг ворчал, что поставит ловушки на ту заразу, что откусывает от каждого блюда по куску или расковыривает пальцем все сразу, оставляя воодушевленным такими остатками сослуживцам что-то непрезентабельное и недоеденное.

Я пыталась воздействовать психологически, отправляя к парню Феофана, который мог сутками читать заунывные проповеди о грехе обжорства и эгоизма. Анрелочка либо игнорировали, либо ловили и долго не отпускали, таскаясь с ним, как ребенок с игрушкой, что страшно злило Реву, возникающего со своими молниями вечно не вовремя и постоянно портящего интерьер дома.

В итоге меня все достало, я лично надавала Грифу по шее. (На пустыре. Крысы бежали первыми, неся страшные потери.) И все как-то поутихло.

Единственным, кто меня продолжал тыркать, был котенок. Он уже общался со всеми сразу, но очень просил уничтожить Тенюк именно меня, убеждая, что тем самым я спасу мир.

Я назвала пушистого Симкой и пока успешно отговаривалась от столь "заманчивого" предприятия.

— Дались тебе эти Тени. Ну и пусть себе правят городом.

— Ты не понимаешь, — расстроенно. — Они нами питаются.

— Хм. Так линять надо отсюда.

— Но мы тут живем! Нельзя же сбегать из дома по любому пустяку. И потом, кто знает, что будет на новом месте, — грустно.

— А поговорить с ними не пробовали?

— Пробовали. Все равно кушают.

— Тупик.

— Тебе бы вот было приятно, если бы тебя ели без всякого повода?

— Не очень.

Котенок грустно кивнул и потянулся лапкой к сидящему неподалеку Иревилю. Тот как раз пристально разглядывал крыло Феофана, убеждая того, что нашел темное перышко. Анрел страшно нервничал, вспоминая, что темнеющие крылья — признак грешности.

— Феф, не рыпайся.

— Я… я вчера булочку съел! — расстроенно.

— Не страшно. Хм… где же я его видел?

— Но я ее у тебя украл, — трагически.

Иревиль замер и угрюмо шмыгнул носом.

— То-то я вчера никак понять не мог, кто упер мою плюшку. А ты еще так радостно бросился мне помогать в ее поисках.

Алые щеки Феофана выдавали его с головой.

— Я… я тебе сегодня свою булочку отдам, — тихо.

— Эх… ладно. Не дергайся! Где-то оно здесь было.

— А еще я не молился вчера на ночь, — убито.

— А? Это когда мы с тобой в ванной устроили заплыв на всю ночь?

— Ну… да.

— Так ты ж утонул. Я тебя еле откачал, — довольно.

— Ой, я понял! — в шоке. Перебив Рёву.

— Чего? — продолжая рыться в перьях.

— Грех прелюбодеяния, — убито.

Нечистик замер, глазки его загорелись, котенку он показал кулак, и от гэйла тут же отстали.

— Ну-ка, ну-ка! Поподробнее, шалунишка.

— А?

— Колись, говорю, с кем спал?

— С тобой. Мы же всегда вместе спим, — растерянно.

— Тьфу ты, бестолочь, я о том — кто она?

— А-а… ну…

— Да ладно, мужик, тут все свои, — подползая ближе и радостно улыбаясь, — ты ж знаешь — я не выдам.

— А перо очень темное было? — смущенно.

— Черное… три! Говори давай.

Анрел икнул, часто заморгал и испуганно выдавил:

— Я… целовал нечисть.

— О как! А я думал, только у меня шуры-муры с Лизонькой. И как оно?

— Отвратительно.

— Так плохо? — удивленно.

— Ужасно. Думал — стошнит.

— М-да-а-а… а Лизоньке нравилось.

— Что?!

— Трогать мои рожки, — выкрутился Рёва, не меняя загадочного выражения лица.

— А-а… ну…

— Так кто она?

— Он, — хмуро.

Зависание. Пауза.

— Знаешь, друг… — задумчиво.

— Что?

— Я удивляюсь, как у тебя все перья не посерели, голубок ты мой.

— Я не понимаю, — нахмурившись.

— Я тоже. Ты зачем парня целовал?

— Я не целовал! Он сам полез.

Глаза Рёвы полыхнули алым.

— САМ?! Кто этот гад?! Говори, я ему лично шары в лузы вставлю!

— Чего? — растерянно.

— Имя! — рявкнул взбешенный Иревиль.

— Так это ж ты был.

Нечистик, уже поднявшийся в воздух и сжимающий в руке потрескивающую молнию, удивленно уставился на Фефа, не врубаясь в смысл сказанного.

— Чего я?

— Ну… искусственное дыхание вчера делал. Помнишь? — Молния исчезла. Рёва сел обратно. — Я еще глаза открываю, а ты прямо в рот… а теперь перья темные. Вот.