Книга Анжелика. Мученик Нотр-Дама - Анн Голон

На этот раз молодая женщина только рассмеялась. Она была совершенно не в силах возмущаться.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Дегре, когда они снова оказались на улице.

— Беспомощной, как котенок, — ответила Анжелика. — Но, в сущности, это не так уж гадко. Кажется, я начинаю смотреть на жизнь философски. Не знаю, так ли уж полезны сильнодействующие процедуры, которым меня подвергли, но нервы они успокаивают превосходно. Будьте уверены, как бы ни встретил меня брат Раймон, я буду скромной и покорной сестрой.

— Прекрасно. Я все время опасаюсь, как бы ваша бунтарская душа не выкинула очередного сюрприза. Может быть, вам посетить парильни, когда в следующий раз соберетесь предстать перед Его Величеством?..

— Увы! Жаль, что я не сделала этого раньше! — вздохнула Анжелика. — Следующего раза не будет, мне уже больше никогда не предстать перед королем.

— Не говорите «больше никогда». Жизнь изменчива, а судьба непредсказуема.

Порыв ветра сорвал платок с волос Анжелики. Дегре успел подхватить его и осторожно накинул ей на голову.

Анжелика взяла его за теплые загорелые руки с длинными, изящными пальцами.

— Вы очень милы, Дегре, — прошептала она, ласково глядя на него.

— Ошибаетесь, мадам. Поглядите-ка на этого пса.

Он показал пальцем на Сорбонну, бегавшую вокруг них кругами, остановил ее и, схватив за голову, раскрыл мощные челюсти.

— Что скажете о ее клыках?

— Они ужасны!

— А вы знаете, на что я выдрессировал собаку? Так вот, когда в Париже наступает вечер, мы с ней отправляемся на охоту: я даю ей понюхать край старого плаща, принадлежащего преступнику, которого я разыскиваю. И мы идем: спускаемся к набережной Сены, бродим под мостами и между свай, шатаемся по пригородам и у старых крепостных стен, погружаемся на самое дно Парижа, кишащее нищими и бандитами. И вдруг Сорбонна бросается вперед. А когда я догоняю ее, она уже держит за горло мою добычу! Но держит очень осторожно — так, чтобы преступник не мог пошевелиться, но не крепче. Я говорю собаке: «Warte», что по-немецки означает «жди» — ведь купил-то я ее у немецкого наемника. Я наклоняюсь к пойманному, допрашиваю его, а затем выношу приговор. Я могу иногда помиловать схваченного, иногда зову сыщиков, и они отводят его в Шатле, а иногда я спрашиваю себя: зачем забивать тюрьмы и перегружать господ судей работой? И тогда я говорю Сорбонне: «Zang!» Это означает: «Схвати сильнее!» И так одним бандитом в Париже становится меньше.

— И… часто вы так поступаете? — спросила, вздрогнув, Анжелика.

— Достаточно часто. Так что видите — я не настолько милый, как это может показаться.

После недолгой паузы она прошептала:

— В человеке столько противоречий. Он может быть одновременно очень жесток и очень мил. Почему вы занимаетесь таким ужасным делом?

— Я уже говорил вам: я очень беден. Отец оставил мне только должность адвоката и долги — он дни и ночи напролет играл на деньги. А я всегда жил в бедности. Я выучил латынь в одном из тех университетских коллежей, где зимой трясешься от холода. Тогда-то я и увлекся впервые кабаками и борделями, потому что, уж поверьте мне на слово, для бедного студента нет ничего лучше, чем погреть руки у истекающего соком мяса на вертеле. Моими пассиями были уличные девки не первой молодости, гревшие мне ноги между своих тучных бедер. Они не брали с меня ни единого су, потому что я был юн и горяч. Мое царство — улицы Парижа и их ночная жизнь. Быть может, я выиграю крупный процесс и стану признанным адвокатом. Но если так случится, думаю, что в конце концов я стану толстокожим, мрачным типом, настоящим сычом.

— Что вы имеете в виду?

— Так подданные «его величества Великого Кесаря», короля нищих, называют полицейских.

— И они уже знают вас?

— Главным образом мою собаку.

* * *

Они вышли на улицу Тампль, изрытую глубокими канавами, через которые были переброшены доски. Всего несколько лет тому назад в этом квартале были только огороды — их называли «посадками Тампля»; и теперь еще тут и там встречались квадратные поля капусты и небольшие стада коз.

Показалась крепостная стена, над которой возвышался зловещий донжон, когда-то служивший ордену тамплиеров.

Дегре попросил Анжелику недолго подождать и зашел в лавку галантерейщика. Чуть позже он вернулся с чистым пластроном без кружев, подпоясанный фиолетовым шнурком. Рукава его украшали белоснежные манжеты. Карман куртки был странным образом оттопырен. Когда он вынимал носовой платок, оттуда чуть не выпали крупные четки. Хотя адвокат остался все в тех же поношенных штанах и камзоле, он стал выглядеть намного респектабельнее. Несомненный вклад в перемену облика внесло изменившееся выражение лица, и Анжелика не решалась заговорить с ним с прежней непринужденностью.

— Вы похожи на благочестивого судью, — немного растерянно проговорила она.

— А разве не так должен выглядеть адвокат, сопровождающий молодую даму к ее брату-иезуиту? — спросил Дегре, со смиренной почтительностью приподнимая шляпу.

Глава 8
Встреча с братом Раймоном, членом ордена иезуитов. — Анжелика переезжает в Тампль

ПРИБЛИЖАЯСЬ к высоким зубчатым стенам, окружающим Тампль — замок со множеством готических башен, над которыми возвышался мрачный донжон тамплиеров, — Анжелика не подозревала, что вступает в самый безопасный из парижских кварталов, в такое место, где человек может чувствовать себя свободно и спать спокойно.

Эта неприступная крепость когда-то принадлежала воинствующему монашескому ордену тамплиеров, или, как их еще называли, храмовников, а затем была передана рыцарям Мальтийского ордена. Рыцари пользовались старинными привилегиями, которые вынуждены были уважать даже короли: они не платили налогов, и на территорию замка не имела права вступать ни полиция, ни другие представители властей, так что несостоятельные должники, приговоренные к лишению свободы, находили за стенами Тампля надежное убежище. Из поколения в поколение хозяевами Тампля были незаконнорожденные отпрыски королей. Нынешний Великий приор герцог Вандомский[18]по прямой линии происходил от короля Генриха IV и самой знаменитой из его любовниц, Габриэль д'Эстре.

Анжелика, которая не знала об особом юридическом статусе этого мирка, расположенного в самом центре Парижа и вместе с тем изолированного от большого города, идя по подъемному мосту, испытывала какое-то тягостное предчувствие, но по ту сторону сводчатых ворот на нее снизошло удивительное спокойствие.

Тампль давным-давно утратил свое военное значение. Сейчас он, так сказать, вышел в отставку и жил мирной жизнью, предоставляя своим счастливым обитателям все преимущества жизни одновременно и уединенной, и светской. Подходя к аристократическому кварталу, Анжелика заметила перед прекрасными дворцами де Гиза, де Буффлера[19]и де Буабудрана несколько карет.