Книга Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Александр Сапаров

– Дяденька, вы уже все сделали? – тихо спросила девушка.

– Сделали, сделали, родная, – только и сказал я и сел на стул рядом с моей первой настоящей пациенткой.

Посидев несколько минут, я встал и вышел из комнаты. Рядом с дверями сидел отец Евлампий. Он молча посмотрел на меня вопросительным взглядом.

– Все, что мог, я сделал, а сейчас ее жизнь в руках Божьих, – ответил ему. – Пойдемте, отче, вознесем молитву во здравие рабы божьей Натальи.

И потом мы вместе с попом стояли и молились перед иконами, висящими в красном углу моего дома. Тем временем Наташу унесли на женскую половину и положили, как я проинструктировал. Я объяснил попу, что три дня девочка проведет у нас, потом сниму ей швы, и, если все будет хорошо, домой пациентку можно будет забрать через пять дней. Взволнованный поп засобирался восвояси. По окончании молитвы я пригласил батюшку откушать вместе со мной. Он с удовольствием согласился.

Мы сидели за столом, а Фекла с умилением смотрела, как ее повзрослевший воспитанник потчует попа. Евлампий все не мог успокоиться.

– Скажи, Сергий Аникитович, ты ведь мне рассказывал, что все эти годы знахаркой воспитывался. Откуда же ты такие знания тела человеческого приобрел?

– Так вот благодаря бабушке и приобрел. Мужик у нас в деревне заболел, вот так же, как Наталья ваша. Живот у него болеть начал. Бабушка моя посмотрела и сказала: «Не жилец!» И действительно, все хуже и хуже ему было, а потом кишка у него прогнила, в животе дырка получилась, и гной пошел. Отошел, страдалец. Хорошо хоть попа вовремя пригласили, чтобы соборовать и причастить. Так вот, когда перевязку делала бабушка, тогда и показала она мне кишку-то эту гнойную. Тогда-то мне мысль и пришла в голову, что, если эту кишку отрезать вовремя, человек может поправиться. Тем более если с молитвой благодарственной обратиться к Богу. А потом… бабушка-то моя грамотная была, ее поп местный, отец Василий, греческому языку учил, говорил, способная очень. Так вот, она рассказывала, что была у того попа в доме до моровой язвы книга греческая лекарская. «Канон Ависены» называлась. Она мне из этого канона очень много по памяти рассказывала.

Но пока я дурман-водку не придумал, все равно ничего не получилось бы. Кто бы в уме и ясной памяти дал себе живот резать? А теперь видите, дали понюхать, заснул человек – и ничего не чует.

Когда я обдумывал такое лечение, молился очень много, день и ночь на коленях стоял перед иконой защитницы нашей Пречистой Богородицы. И однажды то ли заснул, то ли причудилось что, но думается, что был мне сон. Стоял передо мною муж святой, нимб над ним сиял, а в руках у него – в одной кисточка, какой иконы пишут, а в другой ножик лекарский. Я проснулся и понял, что должен я во славу Господа людей лечить и иконы писать.

Отец Евлампий, открыв рот, смотрел на меня.

– На исповеди ты этого не говорил!

– Испугался, отец Евлампий. Боялся, подумаете, что гордыня меня одолела, если во сне святых вижу.

Отец Евлампий решительно встал и сказал:

– Такое без внимания оставить никак нельзя. Сегодня же к епископу пойду. Надо решать, как с тобой быть, не всем людям такое снится. И что это за святой, после которого иконы пишут и людей лечат.

Поп ушел, а я пребывал в глубоких раздумьях, правильно ли поступил, надо ли было так действовать и как отнесутся иерархи церкви к моему рассказу.

Мои раздумья продолжались около часа. Вскоре послышался громкий требовательный стук, и, когда открыли, ведя за собой боевого коня, в ворота вошел всадник в роскошной одежде. Дворня кинулась наряжать меня во все наряды, и когда я в шубе вышел на крыльцо и подал ковш сбитня всаднику, тот выпил его до дна, поблагодарил и, вытерев усы и бороду, громко, без бумаги, начал говорить:

– Повелевает царь всея Руси Иоанн Васильевич сыну боярскому Сергию Щепотневу без промедления явиться сегодня пополудни пред царские очи.

Сказав это, гонец передал мне в руки свернутую грамоту, поклонился, вышел за ворота, вскочил на коня и ускакал.

Хорошо, что в грамоте было сказано «пополудни», времени мне явно не хватало, чтобы как следует собраться и появиться перед глазами царя. Но тем не менее после обеда я в сопровождении оружных холопов был у стен Кремля и опять подметал полами шубы кремлевский мусор, только сейчас рядом со мной не было Дмитрия Ивановича. Опять я прошел по узорчатому полу к трону и, встав на колени, смиренно молвил:

– Великий государь, боярский сын Сергий Щепотнев по вашему повелению прибыл.

И снова вкрадчивый голос царя произнес:

– Встань, Щепотнев, и послушай меня, а потом будешь ответствовать.

Царь махнул рукой, и рядом с ним появился дьяк. Последний развернул бумагу и начал читать:

– А послухи видоки вот что говорят про сына боярского Щепотнева: жизнь он ведет уединенную, благочестивую, службы в церкви посещает, к причастию и на исповедь ходит, посты в его доме соблюдаются, скоромного в постные дни в доме нет. По кабакам и гулящим девкам не ходит. Все дела начинает с молитвы. Из Литвы и прочих государств гостей у него не бывает. Занят Щепотнев больше лекарским делом. Известно, что зубы дерет без боли, дурман-водкой усыпляя людей, но все происходит с молитвой. В волхвовании и предсказаниях замечен не был. И вот только что стало известно: говорил он, что, когда молился Пресвятой Деве Марии вразумить его, от изнеможения заснул и видел мужа с нимбом на голове, который держал в одной руке кисть, какой работают иконописцы, а в другой – лекарский нож, и что понял он: служить Богу должен лекарским делом и иконописью.

– Ну что, сын боярский, все правильно видоки описали? – вперил в меня горящий взор Иоанн Васильевич.

– Да, великий государь, – собрав все силы, твердо ответил я. – Именно так все и было, должен я лекарскую службу исполнять, раз Господь этого от меня требует.

– Кажется мне, что с искренней верой ты это говоришь, – улыбнулся Иоанн. – Правда, епископ Московский требует, чтобы разобрались в этом деле, не творишь ли ты черного колдовства.

– Великий государь! – упал я на колени. – Все, что я делаю, только с молитвой к Господу совершаю. Не раз просил отца Евлампия освятить все подворье мое, чтобы с благодатью Божией мои больные лечились, еще раз у твоих ног эту просьбу повторяю, может, услышит ее митрополит Антоний.

Иоанн Васильевич улыбнулся еще шире:

– Услышит твою мольбу митрополит, мнится мне, будет так. А вот вызвал я тебя для такого дела. Когда рассказали мне о твоем искусстве, захотел я в нем увериться. Вот посмотри на этого воя.

К нам вышел седой здоровый мужик. Лицо его было изуродовано огромным шрамом, придающим ему несколько демоническое выражение.

– Вот лекарь мой Бомелий сказал, что ничего с таким лицом сделать нельзя. А я, когда услышал, что православный с молитвой лицо девичье от раны избавил, решил посмотреть, что ты можешь сделать вот с таким уродством.