Книга По законам ненависти - Александр Марков

Что произошло дальше, легко было догадаться – таких случаев было множество. Стоило автобусу остановиться, албанцы вскрывали его двери, выбрасывали на улицу пассажиров, не обращая внимания на то, женщины это, дети или старики, начинали растаскивать чужие пожитки, а автобус потом сжигали. Если он не останавливался, то в него кидали камни. Сергей видел много машин с трещинами от камней на стёклах, но лучше уж стекло потерять, чем машину, а то и жизнь.

Самым эффектным считалось выстрелить из винтовки (а оружие здесь было у всех, даже у детей) по бензобаку автобуса во время его движения. Огненный фейерверк вырывался из-под днища машины. Она точно на противопехотную мину натыкалась и, как комета, – со шлейфом огня – всё ещё продолжала ехать вперёд, ведь колёса её не были повреждены. Дым заполнял салон, его не мог выгнать ветер, даже если выбить все стёкла. Пол начинал дымиться, раскаляться, прогорать. Пассажиры точно внутрь печки попадали. Приходилось останавливаться. В такой «охоте на автобусы» с точки зрения «охотников» был один, но большой минус – почти всё имущество беженцев сгорало. Какой дурак сунется вытаскивать что-то из охваченного пламенем автобуса? Зато зрелище получалось впечатляющее, особенно если двери в автобусе заклинит, и не все пассажиры успеют выбраться через окна.

Ещё в Москве Комов насмотрелся кадров со сгоревшими автобусами и машинами. Съёмочные группы подъезжали к ним ещё до того времени, как успевали увезти трупы. Впрочем, никто особо и не заботился о том, чтобы убрать погибших. Они могли лежать часами на тех местах, где их настигла смерть. На тех кадрах какая-то женщина застряла в дверях, рука и голова её вывалились наружу, а ноги остались в салоне автобуса. Другая (судя по стройной фигуре совсем ещё молодая) лежала на земле лицом вниз, пули вырвали несколько кусков из чёрного свитера на её спине.

– Этот автобус позавчера обстреляли, – прокомментировал Радко, – а вон ту машину, пораньше, дня три назад.

Он показывал на свалившуюся в кювет легковушку. Огонь сильно её изуродовал. Теперь было трудно определить модель. Кажется, это был старый «гольф». Сергею не хотелось снимать убитых, но пока им везло – жертв не было видно.

Радко уже несколько раз ездил в Приштину. У него там родственники жили, надо было вывезти их в Сербию, пока здесь ещё оставались части югославской армии. Как только они уйдут, никто уже не сможет защитить сербов. На миротворческий контингент надежд мало, если только Косово не отдадут полностью русским, но им-то его точно не отдадут.

Сергей настроился на то, что если их остановят на границе, он вывалит весь ворох «жёлтых папирусов» (пусть ни один из них и не разрешал съёмок в Косово) и попытается заболтать патрульных. На худой конец, скажет, что разрешение у него есть, но из-за всех этих написанных на сербском бумаг, которые надо непременно таскать с собой, он, видимо, забыл его в номере гостиницы. Не заставят же его за ним возвращаться?

По первоначальному плану они должны были проехать через контрольно-пропускной пункт, вообще не останавливаясь. Наглость в таких случаях очень помогает, прямо как при проникновении на какую-нибудь светскую вечеринку, подступы к которой охраняют крепкие парни, одетые в чёрное. Лезь напролом с зажжённой сигаретой в руках, или с бокалом шампанского, дескать, ты только вышел с вечеринки, или помаши кому-то невидимому рукой, тогда охранники и вправду поверят, что ты уже был внутри, уже прошёл строгий досмотр, и пропустят тебя без всяких вопросов.

Такая тактика помогла и на этот раз. Их никто не окликнул, не приказал притормозить. Патрульным было не до одинокой машины с белградскими номерами, которая добровольно ехала в ад.

Рессоры сглаживали выбоины, которые оставили в асфальте танки. Колонны Т-72, которые поставлялись в Югославию ещё во времена социализма, шли мимо контрольно-пропускного пункта, следом за ними ехали грузовые машины с закрытыми брезентовыми тентами кузовами. Военные занимали левую часть полосы, так что останавливаться, пропуская их, не пришлось. Радко смотрел на то, как выходят из Косово югославские войска с тоской в глазах.

То и дело машина проезжала через сожжённые албанские посёлки. По обе стороны дороги тянулись разрушенные, обгоревшие строения, в которых очень удобно прятаться и стрелять по проезжающим машинам. Они просто предназначены для создания подобных засад. Это был результат зачисток, которые проводили в селениях югославские военные.

Селения не обезлюдили, жители в них всё ещё оставались, а может, они вернулись, когда солдаты уже ушли, и теперь ждали, когда югославская армия полностью покинет Косово. Сергей видел, какими взглядами провожали их машину албанцы. От таких взглядов становилось нехорошо, ведь им ещё предстояло возвращаться, и кто знает – не подготовят ли к тому времени хозяева засаду? Может, сейчас у них просто не хватило времени найти подходящий камень или спрятаться в руинах с ружьем в руках? На всякий случай Комов поправил бронежилет, чуть высовывающийся из-за стекла и прикрывавший ему бок.

А ещё Сергей пожалел, что не прихватил с собой кассету с какой-нибудь немецкой группой. «Rammstein», например. Услышав, что из машины доносятся крики «Du hast!», местные обитатели могут подумать, что в ней едут союзники и обстреливать их не стоит. Даже несмотря на белградские номера. Нечто схожее случилось во время Второй мировой войны. Четники обстреляли колонну итальянцев, те ведь выступали на стороне стран Оси. Дети Апеннин попрыгали из грузовиков, залегли и стали кричать, кто они такие. Четники тут же прекратили стрельбу, а после стали извиняться, что приняли итальянцев за хорватов…

– Это плохой сектор, – со знанием дела пояснил Радко, прибавляя газу. – Здесь постреливают.

Сергей чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. В таких случаях очень уместно выражение «очко играет». Он приоткрыл дверь и держал её за ручку, чтобы не открылась от порывов ветра. Хотя, если начнут стрелять, лучше не вываливаться из машины на обочину и не брать ноги в руки, а гнать отсюда куда подальше, ведь попадёшь в руки албанцев – легко не отделаешься.

Дорога пошла серпантином меж гор. Воздух был чистым, пьянящим. Комов только начал было расслабляться, глядя на красоты, мелькавшие за стеклом, как впереди послышались автоматные выстрелы. Сергей тут же встрепенулся, стал прислушиваться, посмотрел на Радко тревожным взглядом, спрашивая, а не заедут ли они в ловушку и не лучше ли повернуть назад?

Казалось, что выстрелы раздаются совсем рядом, но из-за многократно повторяющегося эха трудно было определить – где именно. Вдруг Радко утопил педаль газа до упора, и машина буквально прыгнула вперёд, завизжав покрышками по асфальту. Сергея вдавило в кресло. Стреляли откуда-то сверху. Комов завертел головой, пытаясь понять, от кого удирает Радко. Каким-то непостижимом образом они оказались в самом центре боя, причём меж двух огней, но пока было совершенно неясно, кто и с кем тут сражается.

– Блин! – заорал Игорь.

Ему вторил Радко, ругаясь на смеси сербского с хорватским.

Пули пролетели высоко над машиной. Дорога чуть извернулась. Впереди Комов увидел колонну военной техники. Два бронетранспортёра съехали на обочину, развернули свои башни к вершине ближайшей горы и поливали её из пулемётов. Прячась за придорожными камнями и за бронёй, сидели и лежали югославские солдаты и вяло отстреливались, за ними стояли две грузовые машины. Тент одной из них «украшал» ряд дырок, оставленных автоматной очередью.