Книга Шаг во тьму - Иван Тропов

Уверенность в том, что я куда сильнее этих человеческих остатков, разложенных на столе, выдохлась, растворилась, пропала…

Знание, что я владею множеством приемов противостояния этим чертовым сукам, сменилось растерянностью. На самом деле я же ничего не умею, совсем ничего…

Накатило ощущение, что меня предали, будто я потерял что-то, что-то очень важное… Ну, разве не смехотворно: я, дурак, надеялся, что смогу противостоять ей. Ей, которая сейчас шутя пробивала все мои щиты, раскидывала заслоны, а я-то так настраивался, так выверял нужные эмоции, так раздувал их – все то время, пока зеленоватая отрава струилась в ее кровь и начинала действовать…

Только я знал, что это шло не из глубины меня, а просачивалось снаружи. Ее жернова почти смололи мою защиту – вот что это такое.

Блеснула злость – как же легко я ломаюсь! – и я встряхнулся, зацепился за эту злость, раздул ее. Пусть злость на себя самого, но главное, что это – злость. Яркая, колкая злость – спасительное чувство! Не столь хорошее, как уверенность в себе, но хоть что-то. Выставить ее впереди, щитом!

Я еще могу сопротивляться! А ты, сука, все еще не можешь делать со мной все, что тебе хочется…

Жернова давили все тяжелее, но я еще выдерживал ее удары, не давал ей разорвать мою волю на сотни бессмысленных обрывков. Я еще держался…

Зеленоватая дрянь, разбавленная физраствором, все струилась в ее вены. Лицо становилось все жестче. С каждым вздохом – злым коротким всхлипом – резко поднималась грудь, натягивая платье. Жилы на шее натянулись, она вздрагивала всем телом, вырываясь из кожаных захватов. И скрежет…

Ее пальцы сжимались и разжимались – единственное движение, доступное ей, – и длинные ногти скребли стол, царапали дерево.

Злоба и ярость – ее ярость! – я кожей чувствовал их. Жернова в моей голове стали невыносимо тяжелы, разрослись, расползлись во все стороны, подминая мои чувства и мысли, – мне уже не хватало сил выталкивать ее. Я не успевал выправлять все те вмятины, все сбои в моей душевной механике, которые она вызывала. Все равно что пытаться молоточком выправлять вмятины на машине, когда вокруг носится амбал с кувалдой и крушит, крушит, крушит…

Я уже был выжат до предела. Руки дрожали, глаза заливал пот. Я еле дышал. А она…

Зеленоватая отрава и мое противодействие только сильнее раззадоривали ее. Уже не два жернова, не пять, не дюжина – они были со всех сторон, оглушительный шторм ледяных глыб. И еще несколько минут будет только хуже. Это еще не пик ее ярости, далеко не пик…

Пора. Пора, иначе будет слишком поздно!

Моя правая рука лежала на рычаге, соединенном с дверцей клетки. Я нажал на него.

Несколько секунд, мне нужно выдержать всего лишь пару секунд…

Скрежет петель, пока поднимается дверца. Звон тонких длинных цепочек, разматывающихся с бешено вращающихся барабанов, и еще быстрее стук маленьких лапок…

Серые тельца одно за другим вылетали из клетки, проносились через комнату к столу и вспрыгивали на него. К обнаженным ногам, смазанным кокосовым маслом.

Она взвизгнула, когда первая крыса приземлилась прямо на ногу, вонзив в кожу коготки, пытаясь вонзить и Клыки, – и тяжесть свалилась с меня.

Ледяные жернова в моей голове рассыпались, пропали, словно их и не было. Сука переключилась на крыс.

Я получил передышку, чтобы восстановить свою защиту. Собрать перемолотые ею ощущения, мысли, эмоции – этих трусливо разбежавшихся с поля боя солдат – и вновь построить их в нечто боеспособное. Залатать все бреши. И сделать это быстро, очень быстро. Передышка вот-вот кончится.

Крысы вспрыгивали на стол, к ее ногам, и одна за другой заходились в визге, больше похожем на крик. Пулей слетали со стола и неслись прочь, забиться в угол подальше, но поводки рвали их назад, к клетке.

Издали я чувствовал накаты страха – шлепки, которыми она потчевала голодных крыс. Но если я знал, что это наносное, мог этому сопротивляться, не пускать в себя – глупые твари не могли. Укол паникой – и они неслись прочь, забыв обо всем.

И тяжелые жернова вгрызлись в мою голову…

Скрип ногтей по столу, ее ярость – этой ярости было все больше и больше. Цепная дьяволица переплавляла ее в тяжесть ударов, которые обрушивались в меня, в труху перемалывали все мои попытки противостоять…

Моя защита трещала по швам – и тут давление ослабло.

Крысы. Серые твари опять штурмовали стол. Голод, пахнущие кокосом ноги женщины… А теперь еще из ранок от их коготков выступили капли крови. После трех дней голода эти запахи сводили их с ума.

Она колола их ударами паники, крысы визжали и слетали со стола, прочь от ее ног, но через секунду снова лезли на стол. Голод вытеснял страх.

Они лезли, она отгоняла, они опять лезли, она опять отгоняла…

Но теперь жернова в моей голове не пропадали. Она уже приноровилась отталкивать крыс, едва обращая на них внимание – примитивные животные душонки, предсказуемые, легко управляемые. А вот я… Ее бесило, что она не могла подмять меня. И еще она чувствовала, что это я привел этих маленьких кусачих тварей, вывалил их на нее. Отмахиваясь от них, она пыталась сосредоточиться на мне…

* * *

…время иногда становится другим.

Я знаю, что прошло около четверти часа, но кажется, что все это длится уже вечность.

Женщина на столе, скребущая дерево ногтями… Я, замерший на стуле, взмокший от напряжения… Крысы, неутомимо штурмующие стол…

Теперь, правда, не четыре – всего лишь две. Двух других я затащил обратно в клетку.

Ярость по-прежнему душила ее, и казалось, что она никогда не устанет. Жернова были все такими же тяжелыми, все такими же быстрыми….

Но уже не такими опасными. Выдержав ее первый натиск, затем второй, потянув время с крысами, я дал памяти пробудиться окончательно, дал рефлексам развернуть свои боевые порядки. Теперь я не вспоминал ее ухватки, а чувствовал их. Видел, куда будет следующий укол. Знал ее следующий шаг. Угадывал, как еще она попытается влезть в меня вот сейчас… Приноровился. Успевал выправлять то, что она меняла во мне, успевал быстрее, чем мололи ее жернова.

Сначала с четырьмя крысами, на которых ей приходилось отвлекаться.

Потом с тремя.

Теперь…

Я положил руку на клетку, нащупал ручку маленького барабана и стал вращать. Наматывая стальную цепочку, что тянулась к ошейнику крысы.

Сначала шла легко, потом натянулась… Крысе дел не было до моих желаний. Она рвалась к столу, к ногам жен-Шины.

Жернова стали чуть проворнее. Теперь ей приходилось отгонять от себя всего одну крысу.

Вторая, чей поводок я вытягивал, яростно пищала и рвалась к столу, пытаясь перетянуть. Ехала когтями по паркету, цепляясь, не желая удаляться от стола, и визжала, визжала, визжала…