Книга Священный огонь - Брюс Стерлинг

После того как ей дали немного пластилина, к ней будто пришло вдохновение, и она начала лепить крысу. Она приложила немало усилий и прибегла к некоторым ухищрениям, чтобы вылепить грызуна. Увидев результаты, медики пришли в восторг от ее работы. В глубине души она твердо верила, что все случится именно так. Они сказали, что ее скоро выпишут и она будет выздоравливать в своей заново переоборудованной квартире.

Она уже давно догадывалась, как все обстояло в действительности, но сейчас окончательно поняла, что охранявшие ее люди многое от нас скрывали. Элементарная справедливость требовала, чтобы она увернулась из их цепких рук и отправилась бы хоть куда спокойно заниматься своими делами. Ее ждут интересные дела, ей незачем попусту тратить время. Конечно, ей хотелось убежать из клиники, она постоянно об этом думала. Она сожалела лишь о том, что один из служащих из группы социальной помощи оказался хорош собой — она в него немного влюбилась. Хотя это и к лучшему. Допустим, она попросила бы его ее поцеловать, а он согласился бы исполнить эту морально трудную лечебную процедуру. Ведь поцелуй входил в стандартный набор этических норм. А иначе бы он никогда этого не сделал.

Теперь она постоянно откликалась на имя Миа. Она даже выполняла часть функций Миа. Ловкий прием и не более того. Нечто вроде рассеянного взгляда, для которого нужна лишь тренировка. Ей удалось расслабиться и позволить Миа свободно расположиться в глубине своей души. К тому же она смогла сделать немало полезных дел: начала быстрее набирать и печатать, ввела пароль для доступа к своему налоговому досье, проверила распечатанные таблицы, проверила свои финансы и даже написала имя Миа. Постепенно она поняла, что Миа не желала ни в чем ее ущемлять. Миа не ревновала и не собиралась обижать. Миа была кроткой, сознавала, скольким ей обязана, и легко приспосабливалась. Но, по правде говоря, с ней было довольно скучно. Похоже, что Миа действительно устала и ее ничто не интересовало. Эта Миа показалась ей просто комплексом разных привычек.

Она могла больше узнать, перестав разговаривать. Сейчас она в основном прислушивалась и наблюдала. Удивительно, как понятны становятся люди, как открываются, когда ты следишь за выражением их лица и жестами. Порой слова, срывающиеся с губ, совсем не связаны с мыслями, и чаще всего люди думают не о том, о чем говорят. Особенно мужчины. А тебе нужно только свернуться в кресле, кивать головой и приятно улыбаться, глядя на них понимающим взглядом блестящих глаз, и они уже готовы. Мужские сердца начинают радостно биться, они понимают, что с тобой все в порядке.

Одурачить женщин столь нехитрым образом было труднее, но и на них спокойствие и уверенность в себе обычно производили сильное впечатление. Многие, очень многие женщины были несчастны и неуверенны в себе. Многим женщинам хотелось пожаловаться на жизнь. И стоило подольститься к ним, добиться их симпатии и предложить откровенно выговориться да еще добавить: «Ах вы моя бедная. Я тоже это пережила», как они принимались выкладывать все начистоту, делиться своими чувствами и благодарить. Женщины уходили, умиротворенные и довольные тем, что она именно та жилетка, которая им была необходима.

В клинике долго обсуждали, надо ли выписывать ее домой для полного выздоровления. Врачи даже воспользовались услугами прессы, и корреспондент из Сети задал ей несколько вопросов. У него была приятная внешность, она решила пофлиртовать с ним во время интервью, отчего журналист смущался и немного нервничал. Она взяла с собой крысу и поехала домой на Парнассус-авеню вместе с этим корреспондентом. Он был покорен как агнец. Она ему очень понравилась.

Миа обрадовалась, что ей удастся наконец приготовить что-нибудь вкусное и съесть, потому что в клинике ей говорили о возможных проблемах с аппетитом. Эти проблемы могли стать вполне реальными: когда ее кормили, она всегда ела с удовольствием, но, если блюда не ставили прямо перед ней, совсем не ощущала голода. Она чувствовала урчание в животе, некоторую слабость, и у нее порой кружилась голова, но она не была голодна. Ей казалось, что от пищи у нее слегка портится зрение. Она чувствовала запахи, пробовала пищу и охотно ела, но анализы свидетельствовали — в ее гипоталамусе происходит какая-то реакция. Врачи надеялись, что это скоро пройдет. Ну а если не пройдет, им придется этим заняться.

Готовка привела ее в восторг. Прежде она никогда особенно этим не занималась, относилась к еде равнодушно и продукты иногда просто пропадали. Она слушала, как журналист два часа хвастался своими важными связями. Миа накормила его и предложила выпить настойку. Он был совсем молод, около сорока. Ее так и подмывало его поцеловать, но она знала, что совершит серьезную, быть может, непоправимую ошибку.

Они опутали ее квартиру незримой проводкой, как на пункте телеприсутствия. Она не могла даже незаметно почесаться: каждое движение ее пальца тотчас фиксировалось в режиме реального времени на каком-нибудь медицинском 3D-датчике.

Когда корреспондент стал прощаться, она обняла его в дверях и поцеловала. Так, легкое прикосновение губ, но это был первый, навсегда запомнившийся ей поцелуй. Она не верила, что могла бы существовать, не поцеловав кого-нибудь. Это было бы невообразимо глупо, вроде жизни без воды.

Она осталась одна в своей квартире. Как это замечательно, как приятно и как невероятно — быть одной. Не считая, конечно, всех этих медицинских датчиков. Просто быть с собой наедине. И еще с этими подсматривающими и подслушивающими устройствами. Она убрала квартиру — вычистила и вымыла.

Кончив уборку, она спокойно села за полированный кухонный стол. У нее возникло странное ощущение. Что-то начало расти у нее внутри, и она это почувствовала. Это существо казалось ей большим и независимым. Больше ее тела. Больше всей квартиры. В тишине она ощущала, как ее новая сущность заполняет пространство, вырывается за окно.

Она вскочила с места и поставила музыкальную кассету Миа. Это была жуткая музыка, часто звучащая в наши дни, прерывистая, глуховатая, словно сотканная из пыли. Она посмотрела на стены, оклеенные старыми, чудовищного рисунка обоями. На занавески — они висели, как паруса без ветра. Казалось, кто-то затаился в ее квартире. И этот кто-то был скучный, безжизненный, ссохшийся.

Она попыталась уснуть в постели Миа. Это была отвратительная узкая старомодная кровать с большим уродливым кислородным саваном-покрывалом и ортопедическим матрасом. Но ей больше не требовалась опора для позвоночника. Во всяком случае, теперь у нее был совсем другой позвоночник. К тому же ее датчики попискивали и позвякивали на простынях. Она осторожно прокралась в переднюю, улеглась на полу и закуталась в одеяло.

Крыса, жившая в основном по ночам, проснулась и принялась энергично грызть прутья своей клетки. Грыз — грыз — грыз — раздавалось в темноте. Скреб — скреб — скреб.

Около полуночи в ее голове будто что-то щелкнуло. Она встала, скинула халат и натянула брюки Миа. Надела пуловер Миа. Нашла в гардеробе хороший красный жакет. Он ей идеально подошел. Отыскала туфли Миа, которые немного жали. Обнаружила сумку. Маловата. Достала другую, большую сумку. Сунула в нее нижнее белье. Положила губную помаду. Расческу, щетку, бритву. Темные очки. Книгу для чтения в дороге. Носки. Тушь для ресниц. Карандаш для обводки глаз. Зубную щетку.