Книга Вчера-позавчера - Шмуэль Агнон

Ицхак много думал о своем отце. Теперь, когда он был далек от своего города и от дома и затихли все его споры с отцом, понимал Ицхак своего отца, видел, как велико его милосердие к своим сыновьям и дочерям, как тяжко он трудится для них. То, что Ицхак считал раньше само собой разумеющимся, стало подниматься в его глазах. На самом деле ничем не отличался отец Ицхака от остальных простых людей из народа, но даже в самом простом еврее, если захотим, можно увидеть величие и исключительность.

Итак, жил себе Ицхак со спокойной душой. Ничто не нарушало хода его жизни. Новый стул он еще не купил себе и не приобрел одежду на зиму, но приобрел себе новых друзей и не потерял старых.

4

И Рабинович, наш товарищ, тоже обосновался в городе. В Яффе был магазин готового платья, хозяева которого состарились, и было им трудно управляться с клиентами. Как-то раз одному из знакомых Рабиновича нужно было выехать за границу, и пошел с ним Рабинович, чтобы помочь подобрать для него одежду, ведь наш приятель Рабинович отлично разбирался в одежде — до своей алии он много лет служил в магазине готового платья у своего отца. Поняли хозяева магазина, что этот босяк — специалист. Заговорили с ним и спросили, не хочет ли он поработать у них в магазине. Подумал тот и принял предложение.

Два года прожил Рабинович в Эрец. Не было деревни, где бы он ни побывал. Находил работу — ел в этот день. Не находил работу — голодал. Устал он от превратностей судьбы и пошел служить в магазин. Два года прожил Рабинович в Эрец и, говорят, побывал даже в Галилее. Отвернулась от него Эрец и была с ним жестока. Мотыга его покрылась ржавчиной, и зубы его потемнели от голода. Как только подвернулась ему возможность заработать в другом месте, отдал он мотыгу своим товарищам и остался в городе. Когда покидал Рабинович, товарищ наш, магазин своего отца, не приходило ему в голову, что он вернется в торговлю, все его мысли были о деревне, а в результате оставил он деревню и ушел в город.

Служил Рабинович в магазине и зарабатывал больше, чем тратил. Ел и пил как человек, и жил в доме как человек, и был одет в приличную одежду и обут в лаковые туфли. О туфлях этих говорил Ицхак Рабиновичу: «Нравишься ты сам себе в этих лаковых туфлях, а я люблю тебя в твоих стоптанных сандалиях». На самом деле Ицхак любил Рабиновича всегда, но приятно ему было напомнить Рабиновичу тот день, когда увидел он его в стоптанных сандалиях.

Хотя оставил Рабинович свою мотыгу, идею завоевания труда не оставил. Он по-прежнему член «Хапоэль Хацаир», и подписан на газету «Хапоэль Хацаир», и следит за своими взносами строже, чем в бытность свою рабочим, и бережно хранит каждый номер газеты. Когда он был рабочим, служил ему «Хапоэль Хацаир» скатертью для стола, на который он ставил хлеб и маслины, а теперь лежат номера газеты — и нет на них ни пятнышка. Да только тогда не было ни одной статьи, не прочитанной им, а сейчас откладывает он газету в сторону, не заглядывая в нее, пока хозяйка дома или одна из ее дочерей не убирают ее в шкаф.

Хозяйка дома, где живет Рабинович, убирает ему комнату, и готовит обед, и стелит постель, и чинит его белье и носки. И относится к нему с любовью, как к родному, хотя он — еврей, а она — христианка. И дочери ее любят его, потому что есть им теперь с кем поговорить. До того как поселился у них Рабинович, они были близки к тому, чтобы позабыть человеческий язык, ведь христиане считают их еврейками, а выкресты делают вид, что не знакомы с ними, дабы не сказали про них, что «свояк свояка видит издалека». Предки их были евреями и баловали бы их, но они… родились христианками, и ни одна душа не желает приблизить их к себе. Уже прошли старые времена, когда их деды и прадеды служили в церкви певчими, казначеями, священниками. И даже поднимались до сана епископов. И дамы, и господа, и консулы со своими женами приходили послушать их проповеди. А сейчас стоят эти девушки в церкви, загнанные в дальний угол, и все сторонятся их. Как поступают христиане, так поступают и евреи. Только христиане отдаляются от них, потому что их предки были евреями, а евреи отдаляются от них, потому что их предки крестились. В прежние времена новым христианам достаточно было общества друг друга, так как с каждым годом присоединялись к ним все новые христиане. С тех пор как стали прибывать сюда сионисты, перестали евреи креститься, и вот — они погибают тут от одиночества.

А отчего их предки переменили свою веру? Когда бежали они из своих краев от ярости притеснителей в Эрец Исраэль, то попали в пустынную разрушенную страну и не находили никаких средств к существованию. Скитались они по помойкам без куска хлеба и без угла, пока не заболели от голода и страданий. Прицепились к ним миссионеры и стали лечить их от болезней и от истощения. Не успели они встать на ноги, как окунулись в воды крещения. Думали: что станется с нами, если прольют на нас немного воды? Но воды, в которые погрузилось тело, дошли до души. Пробили они брешь в народе Израилевом и вышли из еврейства. Их примеру последовали другие. И казалось, что придет конец ненавистникам евреев, ибо исчезнут евреи. Вдруг произошло нечто, и изменилось лицо Эрец Исраэль. Из России, и из Румынии, и из других стран прибыли молодые евреи, и не как их отцы — умирать в Эрец, а пахать и боронить ее землю. Глядели на них люди и поражались — не в силах Эрец прокормить человека, и не в силах еврея обрабатывать ее землю, ветер посеют и пожнут бурю. Но хотя не имели они никакой поддержки, пошли и купили себе землю, и основали поселения. Вспахали свои земли, и засеяли поля, и насадили виноградники, и вырыли колодцы, и построили себе дома. На полях созрел урожай, и в виноградниках поспели гроздья винограда. Жили они в мире и выращивали свой хлеб. А на евреев, покинувших свой народ, пало проклятие, и сгинули они. А те, что остались из них, доживали свой век в одиночестве.

Бродят эта женщина и ее дочери по своему деревянному дому, полученному в наследство от родителей в Немецкой слободе. Порой они поражаются, глядя на него, на жильца этого, еврея, который ведет себя так, будто бы вся страна ему принадлежит. И возносят хвалу и благодарность Творцу за то, что послал Он человека, вернувшего им уважение к самим себе. Порой одна из девушек поднимает глаза на Рабиновича и вновь отводит их, но Рабинович — в руках другой. Порой одна из девушек поднимает глаза на Ицхака и вновь отводит их, но Ицхак — скромен и не смотрит на женщин.

Часть седьмая ИЦХАК ПРОЩАЕТСЯ СО СВОИМ ДРУГОМ И НАХОДИТ СЕБЕ ПОДРУГУ

1

Как большинство молодых людей из Галиции в том поколении, Ицхак отличался поразительной скромностью. Друзья — были у Ицхака, а вот подруг — не было. Все то время, что жил Ицхак в своем городе, он не говорил ни с одной женщиной, кроме матери и сестер, как это принято в хороших семьях, где не знакомятся с девушками до обручения. Исключением были гимназисты и студенты, которые нарушали неписаный закон и ухаживали за девушками. И находились девушки, отвечающие им взаимностью и гуляющие с ними в открытую.

Как вел себя Ицхак в своем городе, так он вел себя в Эрец Исраэль: не интересовался женщинами и не искал их дружбы. И возможно, ему даже не приходило в голову, что молодой человек, вроде него, может подойти к девушке, хотя и видел он, что некоторые из его друзей так поступают. Воспитание, полученное Ицхаком с детства, давало себя знать в юности. А раз он так привык, то привык. И это была заслуга его матери, что он относился серьезно к вещам, к которым другие относились легкомысленно. И если вставал перед ним образ матери, она не выглядела увядшей, какой была перед кончиной, он видел маму своего детства, когда казалось ему, что во всем мире нет мамы, прекраснее ее. То она представала перед ним одетая во все белое, как в Судный день, и голос ее был полон милосердия. То он видел ее, как в давние времена, в голубой ротонде, которую привез ей отец с ярмарки. То он видел только ее белую руку, протянутую ему, когда подвели его поздравить маму с рождением сестренки. А иногда соединялись все эти картины в единый образ, и было ясно ему, что нет в мире такой женщины, как его мама. И раз уж мама его умерла, женщина, которая придет на ее место, должна быть такой же скромной и милой, как мама. Безобразные страдания не замутили его душу, человеческие пороки не коснулись его сердца благодаря матери его, которая была совершенна. И даже когда ослабла его вера, скромность его не поколебалась.