Книга Mon Agent - Андрей М. Мелехов

После того, как начальник Института решил до получения дополнительных данных подождать с устранением похищенного обладателя нимба, у него состоялась неизбежная дискуссия с доктором, носившим многообещающее прозвище Менгеле. Обсуждалась возможность проведения не только косметической операции, но ещё и процедуры обрезания. После жаркого спора двух избранных моссадовский врач всё же убедил Богомола, что даже с частичной амнезией и даже не до конца помнящий своё лицо мужчина всё же может иметь рудиментарные воспоминания о том, как выглядит его половой орган. Особенно если на этом органе присутствуют явные следы недавнего хирургического вмешательства. Но самым убедительным аргументом оказались следующие слова врача-мучителя: «Генерал, ответьте: сколько раз в течение дня вы смотритесь в зеркало и сколько раз обращаете внимание на своё мужское достоинство в туалете?» Сражённый Богомол не нашёлся что ответить. Действительно, в его случае соотношение было один к десяти не в пользу лица с лошадиными челюстями.

Поэтому, упреждая неизбежный вопрос человека, которому пришлось бы попадать в общественные душевые избранной нации, очнувшемуся оперативнику также объяснили, что единственной причиной того, что он был необрезанным, являлась всё та же личная безопасность. Богомол рассказал целую историю о том, как когда-то в стране избранных на самом высоком государственном уровне приняли решение вырастить несколько десятков необрезанных мальчиков. Ведь только таким образом руководители Института могли гарантировать, что на каком-то этапе молодым людям, уже ставшим секретными агентами, можно будет избегнуть риска разоблачения. Самые уважаемые раввины страны под сильным давлением высоких светских властей якобы гарантировали родителям необрезанных малышей, что это зачтётся им в будущем не как тяжкий грех и святотатство, а как патриотический подвиг во имя народа и веры, сопоставимый с деяниями Давида, Юдифи и прочих героев Торы. Что ж, рассказ сей звучал достаточно дико, чтобы выглядеть вполне правдоподобным.

— Как протекает ваше общение с коллегами? — как бы между прочим спросил Агента Богомол.

Тот подумал, а потом ответил всё на том же прекрасном иврите без тени акцента:

— Мне кажется, что они очень профессиональны, внимательны и… — тут он запнулся, подумав о Снежной Королеве, — всегда готовы помочь.

Богомол лишь молча кивнул. Он уже знал о том, что таинственный и не помнящий себя посланец из шара имел шрам от сквозного огнестрельного ранения, владел десятком языков, средствами секретной связи и прекрасными навыками стрельбы (причём с обеих рук). «На месте твоих коллег я тоже был бы очень внимательным с вышедшим из комы шпионом, непонятно что делавшим в Стене Плача. Особенно если неизвестно, чьим шпионом ты был. Уж точно не нашим!» Богомол, естественно, не стал сообщать вновь прибывшему о том, что его «профессиональные» и «желающие помочь» коллеги имели приказ немедленно изолировать, а если понадобится, то и устранить незнакомца при малейших признаках возвращения подавленной амнезией памяти.

Надо сказать, что в целом Агенту нравились его вновь обретённые друзья. Всем им было по двадцать пять — тридцать лет. Все они были в прекрасной физической форме, образованны и эрудированны. Они прекрасно — часто гораздо лучше, чем он сам, — разбирались в литературе, культуре, истории и международной политике. Они всегда были готовы подсказать ударенному по голове и теперь пытающемуся вернуться в строй товарищу всё, о чём он забыл. Например, о соблюдении элементарных обрядов религии избранных, об обращении с кинжалом для кошерного убийства животных или о необходимости сохранения глубокого недоверия к своим согражданам — палестинцам. Надо сказать, что вышеуказанные реалии пока не смогли найти отклика в его сердце. Он молчал, но предчувствовал, что когда-нибудь спросит и о том, зачем Богу обрезание, и о том, как можно жить в состоянии постоянной ненависти к соседям, и о том, почему ему надо бороться с непреодолимой, генетически заложенной тягой к бефстроганов со сметаной и пиву с раками. Также из разговоров с коллегами он уже знал, что когда-нибудь ему неизбежно придётся, выполняя свою работу, убивать людей. Его очаровательная опекунша — агент по кличке Снежная Королева — прямо сказала, что именно в этом и заключается задача «кидонов», к числу которых он принадлежал десять лет, и что на его счету уже немало человеческих жизней. Агент молча кивал, но в душе очень сомневался в том, что его рука не дрогнет, когда настанет час испытания кровью. «Наверное, — подумал он, — террористы слишком сильно двинули меня по голове!»

Среди агентов, постоянно проводивших время друг с другом в классах и спортзале, на стрельбах и полевых учениях, в общежитиях и гостиницах, мужчин и женщин было примерно поровну. Как уже говорилось, все они находились в превосходной физической форме. Большая их часть не состояла в браке, так как профессия шпиона-оперативника предполагала более циничное отношение к любви и семейным отношениям, чем у обычных людей. Любой из них мог без особых раздумий, если понадобится, переспать с человеком любого пола и любых внешних данных. Разумеется, если бы это понадобилось для дела. Мало того, переспав, они могли тут же перерезать горло своему партнёру вне зависимости от степени испытанного наслаждения или отвращения. При таком стиле жизни и отношении к любви «производственные» романы были частым и поощряемым руководством Института явлением. Это несколько отличалось от кадровой политики КГБ, предпочитавшей женатых агентов, семьи которых в случае необходимости всегда можно было использовать в качестве заложников.

Аналитик, который на определённом этапе стал ощущать последствия двухлетнего воздержания, разумеется, замечал признаки подобных романов, выражавшихся когда в нежном слове, когда в поглаживании руки, а когда и в жарком поцелуе в укромном месте. Иногда он ловил на себе взгляды женщин-оперативников, которые были по-взрослому откровенны и предполагали дальнейшее развитие событий. Порою он сам, оказавшись с одною из них на борцовском ковре, невольно испытывал сладкое томление от прикосновения к потному, упругому и красивому женскому телу. Иногда Агент встречался взглядом со Снежной Королевой, несомненно самой красивой обитательницей центра подготовки, и спрашивал себя, а было ли между ними что-нибудь до его попадания в засаду палестинцев. Каждый раз он говорил себе, что нужно просто взять да задать ей этот вопрос, но он почему-то стеснялся и откладывал сей мужественный шаг на потом.

Аналитик собирался покинуть кабинет шефа Института, как вдруг, будто-то что-то вспомнив, обернулся возле двери и, посмотрев в никогда не мигающие глаза Богомола, сказал очень странную вещь:

— Вы знаете, наверное, это последствие контузии и амнезии. Когда я приближаюсь к Стене Плача, у меня возникает ощущение, что я когда-то каким-то образом побывал внутри Храмовой горы и знаю расположение древних лабиринтов внутри. Должно быть, галлюцинации!

Никогда не мигающий Богомол вздрогнул и, моргнув, отвёл глаза. Наконец он взял себя в руки и, как всегда — неестественно — засмеявшись, произнёс:

— Этим, мой молодой друг, вам лучше поделиться с доктором Менгеле!

— Кстати, а почему у него такое прозвище? — наивно спросил Аналитик.