Книга Кровавые обещания - Райчел Мид

— Ну, нет... Я убивала их и прежде, но клятву не давала.

Я повернулась спиной и приподняла волосы, обнажая шею. Кромевсех обычных знаков молний там была маленькая татуировка в форме звезды,означающая, что я участвовала в сражении. Оба они буквально раскрыли рты, иНиколай сказал что-то по-русски. Я опустила волосы и повернулась.

— Что?

— Ты... — Виктория прикусила губу, в глазах появилось задумчивоевыражение, как будто она подыскивала слова. — Ты отказница. Так мы называемтех, кто прошел обучение, но отказывается быть стражем. Не знаю, как этосказать по-английски.

— Отказница? Наверно... Но фактически разве не все здешниеженщины такие?

— Даже если мы не стражи, нам наносят знаки, показывающие,что мы прошли обучение. Эти знаки, правда, не означают, что мы обещаем бытьстражами. Ты — другое дело. Ты убила столько стригоев, но отреклась и от школы,и от стражей... Вот кого мы называем отказниками... и это необычно.

— Это необычно и там, откуда я приехала.

Неслыханно, точнее говоря. У нас даже нет термина дляобозначения подобного поведения. Такого просто не бывает.

— Мне пора идти, — сказал Николай, не отрывая от Викториивлюбленного взгляда. — Но мы увидимся с тобой у Марины? Или, может, раньше?

— Да, — ответила она.

Они попрощались по-русски, и он вприпрыжку снова перешелулицу, с той легкой, атлетической грацией стража, которую дает обучение. Этоснова напомнило мне о Дмитрии.

— Это я, наверно, спугнула его, — сказала я.

— Нет, он от тебя в восторге.

— Не в той мере, как от тебя.

Она вскинула брови.

— Что?

— Ты ему нравишься... В смысле, по-настоящему нравишься.Разве ты не замечаешь?

— Ох, мы просто друзья.

И, судя по выражению ее лица, так оно и было — для нее. Онабыла совершенно равнодушна к нему. Жаль. Он красивый, приятный парень. Бедняга.

Когда Николай скрылся из вида, я вернулась к вопросу остражах.

— Ты сказала, что не можешь быть стражем... но ты хотела бы?

Она помолчала.

— Я никогда всерьез не рассматривала такую возможность. Вшколе мы все проходим одинаковое обучение, и мне нравится, что я в состояниизащитить себя. Однако я предпочитаю охранять свою семью, а не какого-нибудьмороя. — Она снова задумалась, подбирая нужные слова. — Дискриминация пополовому признаку? Может быть. Однако у нас так — мужчины становятся стражами,а женщины остаются дома. Только мой брат покинул нас. Я чуть не споткнулась.

— Брат? — Переспросила я, стараясь, чтобы голос не выдалменя.

— Дмитрий. Он старше меня и стал стражем. Он где-то в США,между прочим. Мы давно с ним не виделись.

— Ммм...

Я испытывала ощущение ужаса и вины. Вины — потому чтоскрывала правду от Виктории и остальных. Ужас — потому что, похоже, никто непотрудился сообщить новости его семье. Улыбаясь собственным воспоминаниям,Виктория не заметила, что у меня изменилось настроение.

— Павлик ну в точности Дмитрий в том же возрасте. Я покажутебе его фотографии — и кое-какие недавние тоже. Дмитрий очень хорош собой.

Я не сомневалась, что фотографии маленького Дмитрия разорвутмне сердце. Чем больше Виктория рассказывала о нем, тем хуже я себячувствовала. Она понятия не имела, что с ним стряслось, и, хотя они не виделисьвот уже года два, было ясно, что она и остальные члены семьи любят его добезумия. Удивляться, конечно, нечему. (Если уж на то пошло, разве можно нелюбить Дмитрия?) Я провела с ними всего одно утро, но этого хватило, чтобыпочувствовать, насколько все они близки. Из рассказов Дмитрия я знала, что онтоже без ума от них.

— Роза? С тобой все в порядке?

Виктория обеспокоенно смотрела на меня — видимо, потому, чтоза последние десять минут я не произнесла ни слова.

Мы сделали круг и теперь почти подошли к дому. Глядя в ееоткрытое, дружелюбное лицо, в глаза, так похожие на глаза Дмитрия, я поняла,что еще должна сделать перед тем, как продолжить поиски Дмитрия. Я сглотнула.

— Со мной... да. Думаю, мне нужно поговорить с тобой иостальными членами вашей семьи.

— Конечно, — ответила она с тревогой в голосе.

Алена и Каролина хлопотали на кухне. Я подумала, что ониготовят обед, что пугало, учитывая, какой грандиозный совсем недавно былзавтрак. Поживи я здесь, определенно привыкла бы объедаться, как они. Вгостиной Павел строил из «Лего» сложную беговую дорожку. Неподалеку от него Евасидела в кресле-качалке, вязала носки и выглядела как самая типичная бабушка насвете. Разве что бабушки обычно не выглядят так, словно способны испепелить васвзглядом.

Алена разговаривала с Каролиной по-русски, но переключиласьна английский, увидев меня.

— Вы вернулись раньше, чем я ожидала.

— Мы посмотрели город, — ответила Виктория. — И... Розахочет поговорить с нами. Со всеми.

Алена бросила на меня недоуменный, озабоченный взгляд.

— Что случилось?

Под взглядами всех этих устремленных на меня одинаковых глазсердце глухо заколотилось в груди. Как я смогу сказать им? Заставить их... исебя... пережить ужасное известие... нет, это невыносимо. Все стало еще хуже,когда в кухню поспешно вошла Ева. Может, некое мистическое чувство подсказалоей, что сейчас случится что-то важное.

— Давайте присядем, — сказала я.

Павел оставался в гостиной, и это было хорошо. Вряд ли уменя повернулся бы язык сказать то, что я должна была, в присутствии ребенка, ктому же так похожего на Дмитрия.

— Роза, что случилось? — Повторила Алена.

Она вела себя так мило, так... по-матерински, что я едва нерасплакалась. Всякий раз, сердясь на собственную мать за то, что ее нет рядом,когда она нужна, я сравнивала ее с образом некоей идеализированной мамы —такой, типа, как мама Дмитрия, поняла я теперь. Его сестры тоже выгляделивстревоженными — словно я для них не чужой человек, словно мы знали друг другавечность. А ведь мы впервые встретились только сегодня утром. Глаза обожглислезы. На лице Евы, однако, застыло очень странное выражение — как будто онаожидала чего-то в этом роде.

— Ну... Причина того, почему я здесь... В общем, я искалавас.

Это была не совсем правда — я искала Дмитрия и почти незадумывалась о том, чтобы найти его семью, и только сейчас осознала, какхорошо, что это произошло.

— Видите ли, Виктория рассказала мне о Дмитрии. — (ЛицоАлены осветилось при упоминании имени ее сына.) — И... я знала... ну... знаюего. Он был стражем в нашей школе. Моим учителем фактически.