Книга А другого глобуса у вас нет? - Михаил Вершовский

На что генерал-прокурор Ягужинский улыбнулся горько и понимающе (сам-то ведь из каковских был?) и сказал с упреком мягким: «Государь, да ты, никак, императором без подданных желаешь быть?» Правильно, между прочим, сказал. Конечно, не то, чтобы вообще без подданных, но уж без тех, что для службы государственной пригодны – это наверняка.

Но Петр– то наш Великий и к зеркалу вполне обратиться бы мог. Не на предмет того, что сам брал, а на предмет того, что реформами своими берущим пособил от души. Жалованье-то он установил в канцеляриях своих -но главным чинам да членам коллегий. Для прочих же ввел «акциденции», чтобы тем кормились, что челобитчик добровольно дать пожелает. И вот это для меня лично просто поразительно.

Ведь и окно в Европу рубанул, и ногою твердой стал при море, да и вообще Россию-мать на уши поставил, а настолько ума иметь, чтобы представить себе смиренного человечка при власти, который ДОБРОВОЛЬНЫМ подношением удовольствуется – это, ей-богу, просто ни в какие ворота.

Да и потомки Петровы в этом плане не лучше мыслили. В конце восемнадцатого столетия такая в Зимнем дворце теория родилась, что ежели людишек при власти менять регулярно, так биология проявиться, может, и не поспеет. А посему и наказано было, чтобы воевод на месте более двух лет не держать. Но оговорка одна была сделана. Буде-де граждане сами любимого воеводу и дальше захотят, по такой народной челобитной может Сам-Питербурх его и дальше на прежнем посту сохранить.

И тут уж, как срок тому или другому воеводе выходил, так в столицу челобитные и свозились – мешками. Ибо ни один воевода настолько-то идиотом не был, чтобы народной любви дожидаться, а народу кнутом да пыткой и намекал, что проявить хоть на бумаге таковую любовь было бы хорошо. Что граждане понимали отлично и ждать себя ни разу не заставили.

А ежели тут какой иностранный читатель, особливо из англоязычных, ухмыльнется торжествующе и процедит, что на Руси оно испокон веку так водилось, то можно его носом презрительно сморщенным и в англосаксонскую историю ткнуть.

Да вот хотя бы то взять, какое изобретение английские-то чиновники в Бенгалии удумали, в том же восемнадцатом веке. За взятки и подношения соответственные (и, как пишут, огромные) они власть местную вручали местным же людишкам из тех, что побогаче. Эти набобы (так, между прочим, и назывались) тут же за дело брались, подрасторговывали быстренько направо и налево соответствующую провинцию – и прогорали, что очередная финансовая проверка (британская, понятное дело) и показывала. Ну, а растратчика по строгим британским законам (это ж вам не Россия) полагалось смещать – а тут тебе в дверях с положенным звенящим мешочком стоял уже следующий кандидат. Ну и, как вы понимаете, так далее и тому подобное. По славно налаженному кругу.

Да и в прежние-то века в той же самой Англии оно не намного лучше было. Тогда, во времена темного средневековья, право монету чеканить принадлежало не только королю, но и знати (каковой в гордой Британии всегда водилось превеликое множество). И вот как-то порешил Генрих I, тогдашний король, дело это разок проконтролировать, да и собрал к себе во дворец всех этих финансистов на предмет проверки качества монеты – полновесна ли, да и не подмешано ли какого по ГОСТу неполагающегося металлу.

И так он эту проверку построил, что тем, кто чистоту монеты своей доказать не мог, тут же правую руку и рубили напрочь. Так вот, летописец-современник и сообщает не без смущения, что на тот период в Англии встретить вельможу при обеих хватательных конечностях было никак невозможно. Это я так, к слову – для англосаксов из очень гордых.

Однако вот выше я о Петре Алексеевиче писал – и тут одно бы замечание следовало сделать. Насчет того, что людишки при власти воруют, это верно – но ежели тот, что над ними, сам хотя бы не берет, так уже огромная польза обществу произойти может.

Взять хоть господина де Нуайе – был такой во времена оны в Париже, суперинтендант по строительным работам. И заведовал сей господин строительством самого Лувра – вы ж понимаете, что за мероприятие.

И вот все нижестоящие крали безбожно – там ведь тебе и лес, и мрамор, и много чего другого, что в хозяйстве пригодиться может. Они, значит, крали – а сам господин де Нуайе ни на единую копеечку. Так вот принципиально и держался. Что историки единогласно и утверждают (не без понятного удивления).

И что же? Да то, что и Лувр-красавец стоит, и история благодарная имя суперинтенданта-строителя сохранила. Потому как если бы он и сам брал, то уж БРАЛ бы – как оно человеку на вершине пирамиды и полагается. А так – сами видите.

Что и в случае с Петром Великим подтверждается. Потому что – не взирая на нижестоящих берущих – и на армию с флотом могучим наскреб, и границы установил, с нынешними (не в пользу нынешних) несколько не совпадающие, и дворцов да набережных понастроил в городе новом, Санкт-Петербурге – будущей колыбели пролетарской революции. И так получается, что уже то хорошо, когда на самой верхушке человек упомянутой биологии не подвержен. Те, что пониже, свое, конечно, свистнут – но уже не в тех вселенских пропорциях.

А и то сказать надо, что раз в черт знает сколько там тысяч лет и вовсе инопланетяне какие-то у власти вдруг оказывались. Вытворяя такое, что до сих пор не верится. Как вот один из императоров римских, Тацит.

Действительно ведь не поймешь, с какой такой Альфы Центавра он на эту грешную землю сошел. При вступлении на трон был он человеком не просто богатым, а сказочно богатым. Но как только к рулю встал, все денежки собственные – 280 миллионов сестерциев – отдал в казну государства. У меня, сказал, теперь заботы другие, нежели только о своей шкуре да брюхе думать. Одевался скромно, питался умеренно. Серебро все – посуду да подсвечники – на храмы пожертвовал. А заграничные свои имения в Мавритании целиком пустил на насущный ремонт общественных римских зданий.

И оно, может, кого эта история оптимизмом и наполняет, но никак не меня. Уж больно одиноко в многотысячелетней истории нашего вида биологического этот Тацит смотрится. Да к тому же и случился он при царе, можно сказать, Горохе. Когда – не взирая на всех почти что и современных ему калигул, неронов да гелиогабалов – народ в массе своей к цинизму меньшую склонность имел. С некоторым недоумением иногда относясь к вещам, о которых мы с вами как об абсолютно естественных рассуждаем.

Как вот Юстиниан, писатель шестого века, писал:

«Самые высшие лица в государстве, даже императоры, не краснея, открыто продавали искателям должностей свое покровительство и милость. И для этого кандидаты на места тянутся, разоряются, делают займы под огромные проценты, но они шли дальше: с бесстыдной откровенностью, показывающей, как глубоко проникло зло, они выдавали кредиторам обязательства на получение доходов от провинций, об управлении которыми они ходатайствовали».

Вот она вам – туманная древность. Современный наш нормальный человек разве что плечами и пожмет, тираду эту читая – в самом-то деле, с какой такой стати Юстиниан этот аж так раскипятился?

Потому что наш человек, в отличие от всех пылью припорошенных мудрецов, понимает: биология. А противу нее не попрешь.