Книга Фотография - Пенелопа Лайвли

— Мне надо идти, — говорит Сандра — В банк сходить хотела. Последишь за нашей лавочкой полчасика, ладно?

И ушла. Оливер делает себе кофе. Зевает. Что-то он сегодня утром размечтался — надо бы тщательнее отредактировать сделанную работу. Некоторое время он пялится в окно, и тут вспоминает о звонке. Набирает номер:

— Э-э… Глин? Говорит Оливер Уотсон, вы мне звонили.

Ник и Элейн

Теперь Ник ходит в спортзал. Главным образом оттого, что его беспокоит появившееся пузцо. И залысины тоже, и хотя он понимает, что от них спортзал вряд ли поможет, но чувствует, что тренировки его взбодрят и как-то повысят жизненный тонус. Нику до сих пор не верится, как это — ему уже пятьдесят восемь. Право, смешно. Время наступает ему на пятки, но он знает, что делать: игнорировать, не обращать внимания. А теперь вот оно вдруг настигло его и одолело. Ему совсем не нравится собственное отражение в зеркале: смотреть на него больно и обидно.

В спортзале Ник занимается на тренажерах — беговой дорожке, велотренажере, силовых. Ныряет с разбегу в голубую с золотыми отражениями ламп воду бассейна и с шумом выныривает. Во время тренировки он отчаянно скучает, от штанги и педалей болит тело, но все искупает сладкое осознание силы собственного духа. Он часто взвешивается — обнаружив, что можно смело вычеркивать килограмм лишнего веса, покупает себе новые джинсы в честь этого знаменательного события. Элейн ясно дает ему понять, что не любит, когда мужчины его возраста ходят в джинсах; это слишком, думает он, что же, теперь отказываться от того, что делал всю жизнь?

Иногда, чтобы занятия в спортивном клубе казались не таким скучными, он украдкой наблюдает за окружающими. Большинство посетителей гораздо моложе его — им лет по двадцать — тридцать. На телах многих девушек красуются татуировки — бабочка на плече, гирлянда листьев на бедре, звездочка на лодыжке. Чтобы убить время, Ник проводит мысленную опись этих татуировок, а это значит, что ему приходится наблюдать за их обладательницами достаточно пристально; разумеется, он очень осторожен, ибо знает, как легко в наше время мужчине быть неправильно понятым. Он насчитал преизрядное количество листочков клевера, гирлянд плюща и маргариток и даже одну розу. А вокруг талии некой посетительницы обвился целый дракон; разумеется, для этого пришлось рассмотреть ее со всех сторон. Сами девушки, конечно, наружности весьма приятной — правда, из этого абсолютно ничего не следует. Он может со всей честностью заявить, что, хоть иногда трепет вожделения и имеет место быть, особого соблазна он не испытывает. Бывает, что он перекидывается парой слов с кем-нибудь из прелестных посетительниц в кафетерии спортзала: «Вы уже дочитали газету, можно я ее возьму? Можно этот стул?» Девушки отвечали вполне вежливо, но ни в коем случае не делали ему, что называется, авансов. Ника иногда посещают грустные мысли: неужели брюшко и залысины настолько его старят?

Но Ник не из тех, кто привык часто предаваться грустным размышлениям.

Всю свою жизнь он просыпался с неизменным приливом интереса к жизни. Когда он вспоминает о прошлом — а по правде говоря, делает он это нечасто, — его охватывает приятное чувство того, что он всегда был занят: новыми проектами, блестящими идеями и заманчивыми перспективами. Следует признать, что большинство проектов так и не были реализованы, да и вообще, он почти забыл суть большинства из них, но ведь самое важное — это ощущение! Ему никогда не было скучно, а если временами и становилось, он быстро отказывался от одной идеи и выдумывал что-нибудь новое.

Да и сейчас у него уйма дел. Есть парочка идей — надо просто все потщательнее продумать, вот и все. Географический справочник: по искусственным готическим руинам XVIII века, самый полный путеводитель по холмам Великобритании, фотоальбом — коробочки для пилюль времен Второй мировой. Честно говоря, то, что Элейн так хорошо зарабатывала все эти годы, явилось для него сущим благословением; теперь, когда вопрос денег не стоит, он может передохнуть и тщательно обдумать новые идеи, рассмотреть их. И не придется снова становиться наемным писакой: труд хуже каторжного, а денег кот наплакал. Это здорово — время от времени заниматься журналистикой, чтобы не утратить хватки, но не становиться ее рабом.

— Нам надо поговорить, — слышит он голос Элейн.

Что-то в ее тоне насторожило его, но не особенно. Наверное, все из-за того, что он попросил новую машину. Ничего страшного, все решаемо — главное, знать подход.

Может статься, оно и к лучшему, что издательский дом «Хэммонд и Уотсон» потерпел крах. Конечно, славные времена были — кипучая деятельность, постоянно новые книги, трепет, когда привозят стопку первых отпечатанных экземпляров, поиск нужных авторов и прочие приятные хлопоты. Но было и другое — утомительные консультации с поставщиками и бухгалтерией, проклятые цифры, не позволяющие делать именно то, что тебе хотелось бы. Конечно, с большей частью этих проблем ловко управлялся Оливер, но они никогда не уходили совсем, постоянно маячили где-то рядом, точно унылый гость на веселой вечеринке.

Нет, он почти не жалеет о тех днях. Более того, Ник начинает понимать, что прекращение деятельности издательства стало для него неким избавлением. Теперь он мог тщательнее обдумывать каждый проект и спокойно откладывать его в сторону, если возникнет риск, что работа над ним в конце концов наскучит, вместо того чтобы настойчиво продолжать ее — ведь издательство должно издавать. И тогда ему, бывало, приедалась какая-нибудь книга или серия — аккурат в середине рабочего процесса. Нет, он вполне мог принимать все как есть — заниматься разработкой какой-нибудь очередной идеи в порыве вдохновения — и принимать как должное бесплодные дни, когда на ум не приходило ровным счетом ничего, но это ведь не страшно, существует множество способов приятно провести время. Он прекрасно знает, что Элейн не очень нравится то, как он относится к жизни, но это же так недальновидно. Он много раз пытался объяснить ей, что, если не спешить, можно работать куда продуктивнее; но, кажется, она его так и не поняла. Во времена «Хэммонда и Уотсона», когда он носился туда-сюда, как ополоумевший муравей, это ему и в голову не приходило, а ведь во многом поэтому они и прогорели. Конечно, сама Элейн работает денно и нощно — по-другому не может. Он постоянно твердит, что ей необходимо сделать паузу, отдохнуть пару дней. Но нет, если она не консультируется с клиентами и не работает на местах, то разбирает бумаги в кабинете при помощи Сони или прощупывает почву, узнавая, что собой представляет новый поставщик. Даже если она не занята ничем из вышеперечисленного, то целыми днями копается в своем саду.

— Ну, давай, — соглашается он. — За ужином, ладно? Я в спортзал собрался.

— Прямо сейчас. Вечером меня не будет.

Право слово, он первый признает, что трудолюбие Элейн выше всяческих похвал, и то, что она добилась успеха, великое благо. В этом надо отдать ей должное — он в жизни бы не поверил, что крошечная фирма, организованная его супругой, выросла в такой солидный бизнес. Буквально вчера, подслушав разговор жены с Соней, он узнал сумму годового оборота фирмы и обалдел. И, раз уж на то пошло, при таких прибылях не стоит так психовать из-за просьбы о новой машине.