Книга Одно чудесное пари - Олег Рой

Вскоре после окончания вуза ему вдруг здорово повезло – удалось устроиться менеджером в крупную фирму с довольно приличным окладом. Сергей вообразил тогда, что поймал удачу за хвост, и радовался жизни по полной программе. Веселье не прервала даже внезапная смерть матери, у которой неожиданно обнаружилась опухоль в мозгу. Похоронив мать, Сергей на всякий случай проконсультировался с врачами, не передается ли эта болезнь по наследству (оказалось, что тревожиться не о чем), и продолжил жить, как раньше. Он был здоров, молод, более или менее обеспечен. Зарабатывал неплохо – на жизнь хватало. К тому же в наследство ему досталась двухкомнатная квартира на «Авиамоторной» и немного сбережений матери, которые позволили ему купить подержанную, но вполне приличную с виду «Тойоту Короллу». В общем, не жизнь, а мечта.

Днем Сергей, как все люди, ходил на работу, а после до утра зависал в ночных клубах. Вообще-то даже по молодости это непросто – днем вкалывать на полную катушку, а вечером и бóльшую часть ночи тусоваться в клубах. Плюс выпивка, плюс травка, а иногда и легкие наркотики. Ну и, конечно же, секс, куда ж без него. Успехом Серега пользовался большим, ну еще бы, москвич с квартирой и машиной, с неплохой зарплатой, симпатичный, компанейский. В общем, жених хоть куда – девчонки гроздьями на шею вешались. Сергей же все привередничал, перебирал, раздумывал, достаточно ли хороши они для него. О женитьбе он тогда и не думал – девушки ему нужны были просто так, чтобы развлечься.

С какой же тоской он вспоминал всех своих подружек на зоне. Молоденькие и не такие уж дурочки, постоянно изводившие его своим иррациональным стремлением к «отношениям», жаждой во что бы то ни стало выйти замуж, обзавестись неважно каким, лишь бы собственным, мужиком – как их ему не хватало! На свободе Сергея сильно раздражала женская прагматичность, а порой и откровенная неразборчивость. Его жутко бесило, что каждая вторая телка считала своим долгом насмерть обидеться, узнав, что он не собирается заводить с ней длительные отношения, а каждая пятая позволяла себе вполне откровенно показывать, что их интересует не столько сам Сергей, сколько статус замужней женщины. Статус, который любыми правдами и неправдами нужно было заполучить, и побыстрее.

В заключении, надолго оставшись без женского тепла, он понял и простил им это их наивное, но, в общем-то, такое естественное поведение. Сейчас, конечно, он общался бы с ними совсем по-другому, но… Как говорят – «если бы да кабы». Теперь-то кому он нужен – зэк после отсидки?

А всему виной, как ни странно, была эта самая беззаботная, легкая жизнь, избыток сил и здоровья. Как-то раз в очередном ночном клубе, перебрав спиртного, Сергей повздорил с каким-то задохликом, судя по всему, таким же типичным представителем офисного планктона, каким был сам. Слово за слово – и дело дошло до кулаков. Клубная охрана и чухнуться не успела, как его противник уже лежал без сознания вдоль стойки бара. Как же Сергей тогда гордился собой! Еще бы. На глазах у целой толпы смазливых девчонок одним ударом нокаутировал борзого урода, неотесанного «замкадыша». Но его кураж длился недолго: кто-то, наверное, охрана клуба, вызвал милицейский наряд.

Однако Сергей попытался сопротивляться. Не успокоившись сразу, после предупреждения на словах, полез в бутылку, начал разбираться с ментами и сгоряча ударил сержанта. Вроде и бил-то не сильно, но фингал у того получился впечатляющим. Тут уж менты озверели, не церемонясь, скрутили Сергея, надели на него наручники и отвезли в отделение. Там, несколько раз для острастки врезав по почкам, бросили в «обезьянник» и с лязгом захлопнули дверь. Этот лязг долго еще стоял у Волкова в ушах. Сколько раз после этого он слышал надрывающий душу лязг захлопывающейся тюремной двери, словно намертво отделяющей прошлое, такое радостное и безоблачное, от свинцово-серого настоящего и мутного, неопределенного будущего.

«Ну и ладно! – думал тогда Сергей, сидя на грязном полу в полутемной камере. – Подумаешь, драка! Не в первый раз. Ну, оштрафуют, ну, в крайнем случае, влепят пятнадцать суток. Прорвемся! Лишь бы на работу не сообщили, а остальное можно пережить. Ничего, конечно, хорошего, но как-нибудь обойдется…»

Не обошлось.

Тот самый несчастный «замкадыш», как сгоряча окрестил его Волков, оказался хоть и недавним, но столичным жителем, причем сынком весьма влиятельного папы-чиновника, которого за какие-то великие заслуги перевели из провинции в Москву. Но самое страшное, что, падая, этот задохлик со всей силы приложился затылком к барной стойке и получил тяжелую черепно-мозговую травму, из-за которой стал инвалидом до конца своих безрадостных дней. Естественно, отец парня подмазал всех, кого было нужно, и сначала следствие, а потом и суд не нашли в инциденте с Волковым никаких смягчающих обстоятельств. А вот отягчающих оказалось столько, что их с лихвой хватило бы на небольшую бандитскую группировку. И сопротивление представителям власти, и нападение на сотрудников милиции при исполнении, и состояние алкогольного опьянения. Даже небольшой перочинный ножик, лежавший в кармане куртки, которую Сергей сдал в гардероб клуба, тоже приобщили к делу как доказательство возможного «умысла на причинение тяжких телесных повреждений».

Короче, загремел Серега под фанфары на десять лет. Квартиру и машину пришлось продать, деньги пошли на возмещение ущерба пострадавшим. Кому именно, менту или задохлику, Волков и не вникал – какая, на хрен, разница… Когда после оглашения приговора за ним закрылись двери автозака, ему показалось, что жизнь кончена. Окончательно и бесповоротно.

Сначала он даже не мечтал о свободе – после металлического лязга за спиной появилось ощущение, что это навеки. Уже позже, года через три, пообвыкнув и пообтершись в неволе, Серега начал думать о том, что рано или поздно освободится. Ведь он же еще молодой. Выйдет на свободу, и вся жизнь впереди… Только бы дождаться, собрать силы в кулак и дотерпеть до заветного дня, когда у него за спиной закроется уже не дверь камеры, а ворота лагеря.

Но, выйдя на свободу через шесть лет по амнистии, Сергей, к своему ужасу, понял: одно дело – мечтать о свободе, другое дело – быть свободным. К пребыванию на воле он оказался не готов. За шесть лет он отвык от мира по другую сторону колючей проволоки, отстал от жизни, многого не понимал в ней. Крыши над головой у него теперь не было, вот и пришлось ехать к тетке в Александров. Та поворчала, но приютила, правда, без особой охоты, и с тех пор не упускала случая попрекнуть племянника уголовным прошлым.

Так Сергей по иронии судьбы сам стал «замкадышем». Сначала он даже обрадовался этому, потому что после тюрьмы чувствовал в большом городе себя неуютно. Просто не знал, что делать, чем заняться, куда пойти. Работы у него не было, в ночные клубы и прочие тусовочные места больше совсем не тянуло, а куда можно податься, кроме этого, он и представления не имел. Да и с людьми не знал, как общаться, отвык от простой человеческой речи. На зоне одна «феня», куда от нее денешься? Сергей не сомневался: едва только откроет рот – окружающие сразу поймут, где он провел несколько лет. А это ему было совершенно не нужно. Поэтому у него и появилась привычка на некоторое время задумываться, зависать, как слабый компьютер от сложной задачи, прежде чем к кому-то обратиться или ответить на вопрос. Ему необходимо было выстроить в уме фразу на «приличном» языке, без мата и фени – и только потом он вступал в диалог.