Книга Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

Пожар в Лондоне. Гравюра XIX века

Мисс Сисси, гораздо более напуганную, нежели пострадавшую от пожара, тотчас же вверили заботам ее наполовину обезумевшего от всего пережитого отца, в то время как я помогал снимать нашего Джентльмена Джо с лестницы. Он лежал на земле, тяжело дыша, весь ободранный и обожженный. Его элегантное пальто превратилось в обгорелые лохмотья, но по странному капризу судьбы его галстук радужной расцветки и булавка в виде подковы избежали столь плачевной участи и представляли собой в высшей степени странный оазис посреди выжженной пустыни. Он не шевельнулся и не произнес ни слова, пока мимо него не прошли Сисси Ньюсом и ее отец, направлявшиеся к кэбу. Джо сделал слабый жест рукой, давая понять, что хочет поговорить с ней. Она остановилась и наклонилась к нему. Никто, кроме меня и нее, не слышал, что же он прошептал.

— Не волнуйтесь вы так, мисс. Ну, не та лошадь пришла первой — так оно ведь бывает. Он славный парень, куда лучше меня, и сделал все, что мог, но ему не свезло.

Не образец красноречия, но от этих слов милые глазки Сисси покраснели и увлажнились; я же не могу поручиться, что сам пару раз не всхлипнул.

В конторе воцарилось настоящее запустение. Уэлстед и наш Джентльмен оказались в больнице, так что мы остались вчетвером, и после недолгих восторгов охватившее нас настроение едва ли можно было назвать веселым и приподнятым. Я припоминаю одно-единственное замечание, высказанное на следующий день после случившегося. Монотонное скрипение перьев продолжалось больше часа, когда Спаркинс вдруг оторвался от гроссбуха.

— Полагаю, что в конечном итоге он все же заслуживает звания настоящего джентльмена, — заявил он.

— В гораздо большей степени, чем вы, — прорычал Даллан, и все мы дружно продолжили скрипеть перьями.

Я присутствовал на бракосочетании Чарли Уэлстеда и Сисси Ньюсом, которое состоялось, несмотря на все непредвиденные задержки. Согласно изначальной договоренности я должен был выступать на их свадьбе в качестве шафера, но в силу обстоятельств моя почетная обязанность перешла к некоему вульгарному и бесцеремонному молодому человеку невысокого роста, чей вид, казалось, говорил о том, что последние несколько недель ему постоянно ставили припарки из горчицы. Как бы прозаично это ни выглядело, сей юноша не только выполнил все свои обязанностью с элегантнейшей легкостью и беззаботностью, но и отплясывал на последовавшем банкете с необычайной живостью и изяществом. Поговаривают, что все описанное выше в сочетании с чрезвычайно интересными анекдотами о лошадях и собаках оказало столь сильно влияние на некую впечатлительную молодую особу, что существует вероятность повторения брачной церемонии в самом ближайшем будущем. Если это так, я надеюсь, что все-таки выступлю в некогда предназначенной мне роли шафера.

ДОМИК

НА ОТШИБЕ

Джон Рантер, некогда владевший пабом «Битва при Детингене» в Саутгемптоне, был не из тех людей, с кем хотелось бы дружить, а уж враждовать — тем более. В свои пятьдесят два года он оставался высоким и сильным, имел внушительный вид, но. угрюмый и замкнутый характер, и даже всепобеждающее время не смогло смягчить его строптивый нрав и умерить его пыл. Возможно, что невзгоды, постоянно преследовавшие его, возникали из-за природной грубости и жестокости, однако причиной всех несчастий и неудач всегда являлись его вспыльчивость и раздражительность. Еще в юные годы он напрочь разругался с родителями и ушел из дома. Благодаря своему упорству достигнув скромного положения в обществе, он влюбился в первую попавшуюся красотку. В результате женился на робкой, бесхарактерной женщине, которая стала ему скорее обузой, чем помощницей. Плодом этого брачного союза явился единственный сын, но Джон Рантер как- то раз избил парнишку до полусмерти за какой-то мелкий проступок, после чего тот сбежал, поступил юнгой на корабль и ушел в море. Ходили слухи, что он утонул во время гибели судна «Королева Запада». После этого жизнь содержателя паба дала трещину. Его несдержанность и вспышки ярости отпугивали посетителей, так что они все реже стали «участвовать» в «Битве при Детингене», пока, наконец, Рантеру не пришлось продать свое заведение. Вырученной суммы хватило на то, чтобы купить небольшой дом рядом с дорогой, связывающей Портсмут и Саутгемптон, в пяти километрах от последнего, обосноваться там вместе с женой и начать жить, отгородившись от окружающего мира и ненавидя всех и вся.

Странные вещи говорили об этом одиноко стоящем домике с голыми кирпичными стенами и низко свисающей по краям соломенной крышей, из‑под которой на проезжавших злобно взирали ромбовидные окна. Кучера в придорожных тавернах рассказывали о темнолицем, седоватом мужчине, который якобы целый день сидел в саду, примыкавшем к самой дороге, и о каком-то бледном грустном лице, время от времени смотрящем на них из‑за приоткрытой двери. Без пристального внимания также не остались слышавшиеся изнутри громкая перебранка, глухие удары и жалобные женские крики. Как бы ни устали лошади, их все равно хлестали кнутом и пускали крупной рысью, если в сумерках кому-то случалось оказаться у низких деревянных ворот этого пользовавшегося дурной славой дома.

Однажды погожим осенним вечером Джон Рантер стоял, опершись локтями об эти самые ворота, и задумчиво посасывал свою черную глиняную трубку. Он размышлял о том, как ему следует жить дальше. То ли продолжать повседневное обыденное существование, то ли собрать остатки средств и попытаться изменить свою судьбу к лучшему? Сейчас он жил хоть и непритязательно, но, по крайней мере, спокойно. Вполне возможно, что он мог потерять все, ввязавшись в какое-нибудь рискованное предприятие. Однако, с другой стороны, Джон чувствовал, что еще не утратил былой энергии и задора и вполне смог бы заняться чем-то новым. Он подумал, что будь жив его сын, который пятнадцать лет тому назад сбежал из дома, он стал бы ему хорошим помощником в любом начинании. Его отчего-то охватили грустные воспоминания и какая-то смутная, щемящая сердце тоска по прежним благополучным временам. Так он стоял, предаваясь своим размышлениям, как вдруг на фоне заходящего солнца увидел одетого в длинное серое пальто мужчину, шагавшего по дороге со стороны Саутгемптона.