Книга Пчелы мистера Холмса - Митч Каллин

— Интересное устройство, — сказал я. — Правильно ли я понял — звук получается лучше, если вращать стаканы от себя, а не к себе?

— Да, это так, — ответила из-за наших спин мадам Ширмер.

Солнце уже катилось за горизонт, и его свет отражался в стаканах. Изумленный взгляд Грэма понемногу превратился в опасливый, и нетерпеливые вздохи моего клиента в полной мере употребили себе на пользу акустические особенности комнаты. Мои ноздри кольнул донесшийся с улицы запах нарциссов — луковый, отчасти могильный; я не одинок в своей нелюбви к изысканным качествам этих цветов: оленей они тоже отталкивают. В последний раз тронув стаканы, я сказал:

— При иных обстоятельствах я бы попросил вас поиграть для меня, мадам Ширмер.

— Конечно, об этом мы всегда можем условиться, сэр. Ко мне обращаются за приватными исполнениями, я их иногда делаю, да.

— Разумеется, — сказал я, вставая. Мягко потрепав мальчика по плечу, я продолжал: — Думаю, что мы отняли довольно времени от вашего занятия, Грэм, и теперь оставим тебя с твоей учительницей в покое.

— Мистер Холмс! — протестуя, вскричал мой клиент.

— Право, мистер Келлер, больше мы ничего не можем здесь узнать — кроме того, чему мадам Ширмер учит за деньги.

Договорив, я развернулся и вышел из гостиной, провожаемый ошарашенным взглядом женщины. Мистер Келлер поспешил за мной в коридор, и, покинув квартиру, я сказал, закрывая дверь:

— Спасибо, мадам Ширмер. Мы не потревожим вас больше, но я не исключаю, что через какое-то время попрошу вас дать мне пару уроков. До свидания.

Когда мы шли по коридору, дверь распахнулась и меня настиг ее голос:

— Так это правда? Тот в журнале — это вы?

— Нет, моя милая, это не я.

— Ха! — сказала она и грохнула дверью.

Мы спустились по лестнице, и я остановился успокоить своего клиента — ибо он раскраснелся и сник лицом из-за того, что вместо его жены мы нашли мальчика. Его брови приняли вид двух ломаных жирных черт, под которыми чуть ли не безумием блестели глаза. От глубочайших переживаний у него раздувались ноздри, а ум был так поглощен местонахождением супруги, что лицо было один вопросительный знак.

— Мистер Келлер, заверяю вас, что все не так страшно, как вам кажется. На самом деле ваша жена, хотя и сделала, вероятно, ряд сознательных опущений, в основном была с вами честна.

Мрак на лице моего клиента слегка рассеялся.

— Вы, кажется, увидели наверху больше, чем я, — сказал он.

— Может быть, но держу пари, что видели мы одно и то же. Я мог чуть больше разглядеть. Тем не менее дайте мне неделю на то, чтобы разрешить все окончательно.

— Я в ваших руках.

— Очень хорошо. Теперь я прошу вас как можно скорее возвратиться на Фортис-Гроув и, когда придет ваша жена, не упоминать о том, что произошло тут сегодня. Исключительно важно, мистер Келлер, чтобы вы неуклонно следовали моему совету.

— Да, сэр. Я приложу к тому все усилия.

— Чудесно.

— Но перед этим я хотел бы кое-что знать, мистер Холмс. Что вы сказали на ухо мадам Ширмер, после чего она нас впустила?

— Ах, это, — небрежно сказал я, махнув рукой. — Простая, но действенная ложь, к которой я и ранее прибегал в схожих случаях; я сказал ей, что вы умираете, а ваша жена бросила вас в беде. Одно то, что я произнес эти слова шепотом, должно было выдать меня, но обычно они открывают все двери.

Мистер Келлер посмотрел на меня с некоторой брезгливостью.

— Ну вот еще, — сказал я и отвернулся.

В передней части магазина мы наконец набрели на престарелого владельца, маленького морщинистого человечка, вновь занявшего свое место за конторкой. Одетый в грязный садовый халат, он нагнулся над книгой, стискивая в трясущейся руке увеличительное стекло, применяемое им для чтения. Тут же лежали коричневые перчатки, наверное, мгновение назад стянутые и положенные на конторку. Дважды его сотряс жесточайший кашель, заставив нас обоих вздрогнуть. Я поднял палец к губам, призывая своего спутника к молчанию. Но, как и говорил мистер Келлер, владелец не замечал никого в магазине — я прошел в двух футах от него, заглянув в увлекший его объемный том: книгу о топиарии. Страницы, что я увидел, были иллюстрированы тщательно выполненными изображениями кустарников и деревьев, которым стрижкой были приданы очертания слона, пушки, обезьяны и чего-то вроде погребальной урны.

Стараясь не шуметь, мы вышли из магазина и в гаснущем свете уходящего дня, прежде чем расстаться, я попросил своего клиента еще об одном:

— Мистер Келлер, при вас находится предмет, который может быть мне полезен.

— Только скажите.

— Фотография вашей жены. Мой клиент неохотно кивнул.

— Пожалуйста, если она вам нужна.

Он достал фотографию из пальто и не без настороженности дал ее мне.

Ничтоже сумняшеся я убрал фотографию в карман и сказал:

— Благодарю вас, мистер Келлер. Сегодня ничего больше делать не стоит. Желаю вам самого приятного вечера.

На этом мы распрощались. Я не замедлил удалиться, унося с собой образ его жены. По дороге катили омнибусы и двуколки, кэбы и пролетки, неся людей домой или куда-то еще, а я лавировал среди прохожих на тротуаре, уверенно стремясь на Бейкер-стрит. Мимо проехало несколько повозок, увозя остатки овощей, доставленных в столицу на рассвете. Скоро, я знал, Монтегю-стрит станет такой же тихой и безлюдной, как любая деревня с наступлением ночи; а я в это время буду, откинувшись в кресле, смотреть, как голубоватый дым от моей сигареты поднимается к потолку.

Глава 9

К рассвету записка для Роджера бесследно покинула сознание Холмса; она пролежала в книге не одну неделю, пока книга не понадобилась ему для работы и он не нашел сложенную бумажку, помещенную между главами (диковинное послание, написанное его рукой, но он не мог и представить, что писал его). Были и другие сложенные бумажки, спрятанные в его многочисленных книгах и в конечном счете потерянные — неотправленные срочные послания, престранные памятки, списки имен и адресов, вдруг стихотворение. Он не помнил, как прятал частное письмо от королевы Виктории или театральную программку, сберегаемую им с поры его непродолжительного сотрудничества с Шекспировской компанией «Сасанофф» (он играл Горацио в лондонской постановке «Гамлета» 1879 года). Не помнил и того, как убирал для сохранности между страниц «Раскрытия тайн пчеловодства» М. Куинби грубый, но подробный рисунок пчелиной матки — его в двенадцать лет нарисовал Роджер и сунул под чердачную дверь позапрошлым летом.

Но Холмс не заблуждался насчет нарастающего ослабления памяти. Он знал, что вполне может неточно восстановить прошлые события, особенно если они принадлежали уже недоступной ему действительности. Что подверглось пересмотру — и что осталось правдой? И что пока известно наверняка? Еще важнее — что именно забылось? Он не знал.