Книга Кукольник - Родриго Кортес

Негры понурили головы, чтобы не смотреть хозяину в глаза, и в переговоры явно вступать не собирались.

— Ну и черт с вами! — махнул рукой Джонатан и жестом подозвал к себе надсмотрщиков: — Всем стоять в карауле. Никого на берег не выпускать. Я скоро буду.

Если честно, Джонатан совершенно не был уверен в том, что знает, как их всех вернуть. Но одна мысль у него все-таки была, простая и логичная, как все верное.

— Как ты думаешь, Платон? — повернулся он к наливающему своему господину кофе рабу. — Это из-за того, что они испугались моего Аристотеля?

— Это уж точно, масса Джонатан, — кивнул старик. — Я вчера сразу подумал, что Абрахаму доверять нельзя. Вот он и растрепал.

— Но они ведь его даже не видели!

— Абрахам догадался, что было завернуто в простыню, масса Джонатан. Я уверен.

Джонатан хмыкнул и отпил немного кофе. Он уже чувствовал, что клин можно попытаться вышибить клином.

— Я думаю, если я им покажу Аристотеля еще раз, они поймут, что не правы. Не такой уж он страшный, и вообще, тут ведь главное — идея! Если они поймут мои идеи, они наверняка перестанут меня так бояться.

— Конечно, масса Джонатан, — широко улыбнулся Платон. — Ниггеры очень сообразительные. И… вы позволите сказать?

— Говори.

— Там, за деревней, только что мертвых привезли. Хорошо бы, если бы вы взяли и эти души. Пока они не улетели на свою родину, в Африку.

Джонатан поперхнулся и закашлялся. Разливая кофе, поставил чашку на место и посмотрел на старого черта совершенно новым взглядом. Это было гениально!

— Ты хочешь сказать, их можно сделать такими же, как Аристотель?

Платон широко улыбнулся:

— Даже еще лучше, масса Джонатан!

Он послал Платона с запиской, и через каких-нибудь полчаса тот уже пригнал телегу с шестью мертвыми телами к сараю на заднем дворе. Деловито сгрузил всех, попросил разрешения переодеться и вскоре вернулся почти голым и с кривым каменным ножом в руках.

— Можно начинать?

Джонатан кивнул. Ему все еще было немного страшновато, но перед его мысленным взором гулким беспорядочным вихрем уже пронеслись разрозненные картины, постепенно, этап за этапом, складываясь в единую многофигурную композицию, как тогда, в детстве.

Это было ужасно давно. Родители взяли его в гости в поместье Мидлтонов, и там Джонатан впервые увидел не только Артура, но и его шестерых разновозрастных сестер. Сначала был обед, затем детей отправили поиграть, и Джонатана сразу же вовлекли в самую удивительную забаву в его жизни. Старшие дочери Мидлтонов замирали в торжественных и очень красивых позах, составляя живые многофигурные композиции, а младшие должны были угадать, что они означают.

Джонатан был так потрясен, что запомнил немногое, но одна композиция, «Грех, порицаемый добродетелью», стояла перед его мысленным взором и поныне. И как знать, может быть, именно этот вечер и заложил в нем необузданную страсть воплощать в навеки замерших неподвижных куклах самые сложные философские и житейские понятия.

Вот и теперь, все то время, пока старый Платон аккуратно разрезал промежности, стараясь как можно быстрее освободить мертвые тела от зловонных внутренностей, все то время, пока Платон варил принесенные от реки травы и разводил сложный многокомпонентный смолистый «рассол», Джонатан думал. Он уже видел перед собой эту живую картину с Аристотелем Дюбуа в качестве главного действующего лица и шестью неверными рабами как выразителями всего дурного, что есть в черном человеке.

Совет из трех наиболее близких к семейству Лоуренс людей решили собрать в доме преподобного Джошуа Хейварда, и первым выступил только что уволенный Джонатаном управляющий Томсон.

— На мой взгляд, господа, необходимо срочно созывать опекунский совет. Сэр Джонатан, увы, погряз в забавах юного возраста и все еще играет в куклы, а поместье давно уже требует твердой мужской руки.

— Не трогайте кукол, Говард, — сразу же вступился за мальчишку преподобный. — Вы же знаете, что у него от матери ничего более не осталось.

— А эта ужасная тухлая голова, которую, как мне кажется, он до сих пор не похоронил? — возразил Томсон. — Вы не думаете, что пора пригласить врачей?

— Бросьте, Томсон, — устало потирая грудь в районе сердца, вмешался шериф Айкен. — Я ему прямо сказал, что это не дело, но тогда уже надо было всю нашу армию после победы над Британией к врачам тащить. Сколько ушей они у англичашек поотрезали! Помните?

— То была война!

— Да какая разница? По большому счету, трофей — он и есть трофей, и парень его честно заработал. Да и вообще не в этом дело.

— А в чем? — дружно уставились на шерифа преподобный и Томсон.

Шериф выдержал паузу и печально склонил голову.

— Вся беда в его идеях. Совсем зачитался мальчишка. Все эти греки да римляне, да еще про Золотой век постоянно болтает. Только это и опасно по-настоящему.

— Золотой век? — непонимающе заморгал Томсон.

— Ага, — кивнул шериф. — Видел я, что он читает… Кошмар! Сплошной аболиционизм! Я так понимаю, он хочет, чтобы все его ниггеры были ему как семья. Поэтому и хорошую идею с сетью не принял.

— Точно-точно! — почуяв союзника, подхватил Томсон. — И, главное, накричал на меня! «Вы уволены, Томсон!» А я его вот с таких лет помню! И из-за чего? Ниггеры ему, видите ли, дороже собственного управляющего!

— Но это же понятно, господа, — вмешался преподобный. — Нормальная христианская позиция! Он, конечно, во многом не прав, но перед Господом…

Шериф насупился и упреждающе выставил широкую красную ладонь перед собой.

— Не торопитесь, ваше преподобие. Он их за один стол с собой посадить хочет.

— Как за один стол? — потрясенно вскрикнули хором преподобный и управляющий.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как на соседней улице проехал экипаж.

— В этом-то и беда, господа, — покачал головой шериф и тяжело вздохнул. — В этом-то и вся беда.

Платон работал весь остаток дня и всю ночь. Время от времени Джонатан покидал его и выезжал на протоку, но там ничего не менялось. Обложенные со всех сторон собаками и бдительными надсмотрщиками, рабы так и стояли по шею в воде и выходить не собирались.

Джонатан искренне попытался убедить их вернуться и даже предложил отправить на берег хотя бы стремительно слабеющих детей, но рабы по-прежнему отворачивали от него серые пустые лица, опасаясь даже посмотреть хозяину в глаза.

— Может, и впрямь попробуем сетью? — всерьез предложил Джек, самый старый и самый толковый из надсмотрщиков. — Я понимаю, что это не самый лучший выход, но и стоять здесь без конца тоже немыслимо.

— Подождите, Джек, не торопитесь, — вздохнул Джонатан. — Я вижу, что вы уже устали. Потерпите еще немного. Я скоро все это прекращу. Очень скоро.