Книга Правила обмана - Кристофер Райх

Джонатан попытался вспомнить всех известных ему обладателей имени на букву «Э». В голову лезли Эд, Эрни и Этьен, но им бельишко в чемодане явно не по размеру. Женский список оказался гораздо короче: в нем значилось только одно имя — Эвангелина Ларсен, датский врач, с которой он работал четыре года назад.

В ювелирном мешочке оставался еще один — последний — предмет. Женские наручные золотые часы «Ролекс», инкрустированные бриллиантами. Теперь Джонатан был абсолютно уверен, что его жена не имеет никакого отношения к содержимому этого чемодана. «Ролекс» — пять тысяч баксов за штуку — для них всегда был символом того, что они считали в этом мире неправильным. А какие часы носила Эмма? Простые и прочные «Касио» — любимые часы хоккеистов, моряков и всех, кто работает в горячих точках и кому «до всего есть дело».

Больше в чемодане ничего не было, кроме обуви. Размер пять с половиной — Эммин размер. Он это знал, потому что она часто ворчала, что на ее маленькую ножку трудно подобрать обувь. Чулки. Коробка ментоловых пастилок. И футляр для очков, а в нем — моднейшие очки в черепаховой оправе.

Ощупав стенки чемодана, Джонатан наткнулся на что-то плотное и прямоугольное. Бумажник, догадался он. Но одна мысль не давала ему покоя, даже когда он, расстегнув молнию на кармане, извлек небольшой бумажник из крокодиловой кожи. Кольцо. Замужняя женщина не станет снимать обручальное кольцо. Разве что когда принимает ванну или купается, да и то вряд ли. А мысль, что она доверит его не очень-то надежному чемодану, отправленному обычным багажом… уму непостижимо.

В бумажнике лежали кредитные карты «Еврокард», «Кредит суисс», «Американ экспресс» и «Рейнбоу кард», дающая право годового проезда в общественном транспорте Цуга.

— Эва Крюгер, — прочел он в строке «Имя владельца» на картах. Э.А.К. — Ты когда-нибудь слышала о такой?

Симона помотала головой, что означало «нет».

— Наверное, Эммина коллега. Хорошо, что не мне, а тебе придется позвонить ей и рассказать, что ты сотворил с ее замечательным чемоданом.

Джонатан ничего не ответил. Ни на слова, ни на ее насмешливый тон. Он изучал содержимое бумажника. Тысяча швейцарских франков и пятьсот евро. В отделении для мелочи он нашел четыре франка и пятьдесят сантимов.

Внезапно он понял, что не хватает одной вещицы, без которой госпожа Эва Крюгер, законопослушная владелица автомобиля «мерседес-бенц», ни за что не сядет за руль. Джонатан снова открыл бумажник. Чувствительные пальцы хирурга еще раз перебрали все кредитные карты и банкноты и прощупали каждый миллиметр.

Наконец в отделении под кредитками он нашел водительское удостоверение Эвы Крюгер. С фотографии сквозь шикарные очки в черепаховой оправе на него смотрела красивая женщина с прямыми каштановыми волосами, гладко зачесанными назад.

— Что случилось? — спросила Симона. — На тебе лица нет.

Джонатан потерял дар речи. Грудь сдавило так, что он почти перестал дышать. Он снова взглянул на водительское удостоверение. Спрятанная за первоклассным гримом, на него смотрела Эмма.

Джонатан рывком распахнул дверь и выбрался из машины. Отойдя на несколько шагов, он прислонился к дереву. Земля уходила из-под ног. Пересилив себя, он еще раз посмотрел на фотографию строгой женщины с гладкими волосами и в модных очках, уверенно глядевшей в камеру.

Эва Крюгер.

Один взгляд на фото — и мысль о том, что у Эммы был роман на стороне, показалась досадной мелочью. Как муха, севшая на лошадиный круп. Но это… поддельное водительское удостоверение, фальшивое имя, двойная жизнь — это уже настоящая черная дыра.

Симона вышла из машины и встала рядом с ним.

— Я уверена, что всему есть какое-то объяснение. Давай подождем, пока не вернемся в Женеву. Там все и выясним.

— Такие часы стоят десять тысяч франков. А остальное? Одежда? Косметика? Скажи мне, Симона, что, по-твоему, мы там выясним?

Она задумалась:

— Не… не знаю.

Джонатан заметил на своей куртке кровавое пятно. Он не знал, его это кровь или одного из полицейских. Не важно, все равно противно. Сбросив куртку, он швырнул ее на капот и тут же почувствовал пронзительный холод.

— Достань мне, пожалуйста, свитер.

Симона принесла из машины кашемировый подарок:

— Держи…

Из свитера на снег выпал конверт. Взглянув на Симону, Джонатан поднял его. Обычный белый конверт, но тяжелый. Он сразу догадался, что в нем. Джонатан вскрыл конверт. Деньги. Куча денег. Тысячефранковые банкноты. Совсем новенькие, еще хрустящие.

— Боже! — Симона затаила дыхание. — Сколько же здесь?

— Сто, — сказал он, пересчитав деньги.

— Сто чего?

— Сто тысяч швейцарских франков.

«У меня есть заначка». — говорила Эмма.

— Ты шутишь. — Симона нервно рассмеялась.

— Теперь понятно, — произнес Джонатан.

— Что понятно? — спросила Симона.

— Зачем полиции понадобился этот чемодан.

Убрав банкноты обратно в конверт, Джонатан сунул его в карман. Оставалось выяснить, откуда полицейские узнали, что за багаж прибыл в Ландкварт, и еще важнее — по крайней мере для Джонатана, — с какой стати Эмма ждала прибытия такой огромной суммы.

Налетевший порыв ветра стряхнул с веток снег. Дрожа от холода, Джонатан натянул свитер. Роскошный кашемир плотно облегал грудь и плечи, но рукава оказались коротки.

Свитер предназначался другому.

16

— Нет, вы видели? — возмущался министр юстиции Альфонс Марти, когда фон Даникен вошел в его кабинет. — «Нойе цюрхер цайтунг»! «Трибюн де Женев»! «Тагес-анцайгер»! — Он вырывал сообщения, приходившие по телетайпу, и мял их в кулаке. — Ну прямо все газеты в стране хотят знать, что вчера случилось в аэропорту.

Фон Даникен снял плащ и перекинул его через руку.

— Что вы им сказали?

Марти бросил скомканную бумагу в мусорную корзину.

— Без комментариев. Что еще я мог сказать!

Кабинет на четвертом этаже Бундесхауса был ни много ни мало роскошным. Высокие своды с золоченой лепниной украшала роспись на сюжет Вознесения Христова. Восточные ковры оттеняли полированный паркет, а письменный стол из красного дерева размерами был под стать алтарю в соборе Святого Петра. Зато старинное деревянное распятие на стене свидетельствовало о том, что, вообще-то, Марти простой смертный, как все.

— Так когда они улетели? — никак не мог успокоиться министр.

— Сразу, как только починили двигатель, — ответил фон Даникен. — В семь утра с минутами. В качестве порта назначения пилот указал Афины.

— Очередная куча дерьма, которую американцы хотят заставить нас с улыбкой проглотить. «Решительное нет американской практике чрезвычайной экстрадиции на европейской почве» — я же провозгласил это незыблемым принципом работы нашего министерства. Рано или поздно кто-нибудь проболтается прессе, и меня забросают тухлыми яйцами. — Марти печально покачал головой. — На борту был заключенный. Я уверен. «Оникс» не мог ошибиться.