Книга Вор с Рутленд-плейс - Энн Перри

Кэролайн снова взялась за еду, отломив кусочек хлеба.

— Какая неприятная мысль. Но, возможно, ты права, — сказала она. — Мина и вправду обронила несколько намеков на то, что с Отилией не все так просто, как многие думают. Я никогда не расспрашивала ее, потому что слишком люблю Амброзину и не хотела поощрять подобные разговоры. Но теперь припоминаю, что Мина возбудила мое любопытство и в отношении Теодоры.

Шарлотта была озадачена.

— А кто такая Теодора?

— Теодора фон Шенк. Сестра Амариллис Денбай. Вдова с двумя детьми. Я не очень хорошо ее знаю, но признаюсь, она очень мне нравится.

Шарлотта с трудом могла представить, как кому-то может нравиться кто-то состоящий в родстве с Амариллис.

— Вот как, — отозвалась она, не заметив, насколько скептически это прозвучало.

Кэролайн сухо улыбнулась.

— Они совершенно не похожи. Прежде всего Теодора, похоже, не торопится снова выйти замуж, хотя и очень, насколько мне известно, стеснена в средствах. А люди, разумеется, все знают. Собственно говоря, когда она приехала сюда несколько лет назад, у нее не было ничего, кроме унаследованного от родителей дома. Теперь у нее новое пальто с меховым воротником, да не каким-нибудь, а соболиным! Помню, когда оно у нее появилось, Мина не преминула это отметить. Стыдно признаться, но я тоже задавалась вопросом, откуда оно у нее взялось.

— Любовник? — предположила Шарлотта.

— Тогда она невероятно осмотрительна!

— Не очень-то осмотрительно носить неизвестно откуда взявшееся пальто с соболиным мехом, ничего при этом не объясняя, — возразила Шарлотта. — Не может же она быть настолько наивной, чтобы воображать, будто это пройдет незамеченным! Держу пари, любая женщина с Рутленд-плейс может оценить наряд другой женщины с точностью до гинеи. И, вероятно, назвать портниху, которая его пошила, и месяц, в который его скроили.

— Ох, Шарлотта! Это несправедливо. Мы не такие… не такие недобрые и мелочные, как ты, похоже, думаешь.

— Не недобрые, мама, но практичные и прекрасно разбирающиеся в том, что сколько стоит.

— Это так. — Кэролайн доела суп, и служанка подала следующее блюдо — нежную, превосходно приготовленную рыбу. В иных обстоятельствах Шарлотта насладилась бы ею в полной мере.

— Теперь у Теодоры явно больше денег, чем раньше, — неохотно продолжала Кэролайн. — Мина как-то предположила, что она сделала нечто ужасное, чтобы заработать их, но я тогда подумала, что она просто шутит. Временами у нее прорывался довольно дурной вкус. — Она подняла глаза. — Ты считаешь, все могло быть именно так и Мина что-то об этом знала?

— Возможно. — Шарлотта ненадолго задумалась. — С другой стороны, возможно, Мина сказала так из зависти или просто ради красного словца. Самые дурацкие слухи порой так и начинаются.

— Но Мина была не такая, — возразила Кэролайн. — Она редко говорила о других, только если говорили все. Она предпочитала слушать.

— Значит, это все же могло быть как-то связано с Тормодом, — рассудила Шарлотта. — Или каким-то другим мужчиной, о котором мы пока не знаем. И даже с Олстоном. Или же она просто была воровкой.

— Самоубийство? — Кэролайн отодвинула свою тарелку. — Как это ужасно, что другой человек, другая женщина, во многом такая же, как ты, и живущая по соседству, настолько несчастна, что накладывает на себя руки, не желая прожить еще хотя бы день, а ты об этом ни сном ни духом и как ни в чем не бывало занимаешься обычными делами, обдумываешь меню, проверяешь, починено ли белье, и думаешь, кому нанести визит…

Шарлотта протянула руку через стол и коснулась матери.

— Не думаю, что ты могла бы что-то сделать, даже если бы знала, — тихо проговорила она. — Мина ничем не дала понять, что так безнадежно несчастна, да и нельзя же лезть в чужие дела с расспросами. Горе порой легче переносить в одиночку, а унижение — последнее, чем хочется поделиться. Самое милосердное — это сделать вид, что ничего не замечаешь.

— Полагаю, ты права. Но я все равно чувствую себя виноватой. Наверняка я могла бы что-то сделать.

— Ну, теперь уже ты не можешь ничего, кроме как хорошо говорить о ней.

Кэролайн вздохнула.

— Я, разумеется, послала соболезнование Олстону, но чувствую, что навещать его еще слишком рано. Он, конечно, страшно потрясен. Но бедняжка Элоиза тоже нездорова. Я подумала, мы могли бы заглянуть сегодня к ней и выразить сочувствие. Она приняла все это слишком близко к сердцу. По-видимому, бедняжка еще более слабого здоровья, чем я полагала.

Не слишком веселая перспектива, но долг есть долг. И если Лагарды последними, не считая прислуги, видели Мину живой, то, быть может, они расскажут что-то интересное.

Войдя вслед за Кэролайн в гостиную Лагардов, Шарлотта даже замерла от изумления. Эта Элоиза настолько разительно отличалась от той, которую она видела на прошлой неделе, что ее было бы впору представлять заново. В лице Элоизы не было ни кровинки, и двигалась она медленно, словно лунатик. Девушка выдавила улыбку, но получилось неубедительно. На Рутленд-плейс пришла смерть, и необходимость изображать радость отпала.

— Как мило, что вы зашли, — тихо сказала она, обращаясь вначале к Кэролайн, потом к Шарлотте. — Прошу вас, присаживайтесь и устраивайтесь поудобнее. На улице все еще довольно холодно. — Поверх платья у нее была толстая шаль, и девушка зябко куталась в нее.

Шарлотта села в кресло на другом конце комнаты, подальше (насколько позволяла вежливость) от огня, жарко пылавшего в камине, словно была середина зимы. На дворе стоял славный весенний денек, солнечный, хотя пока еще и прохладный.

Кэролайн как будто растерялась. Быть может, ее собственные тревоги подступили так близко, что мешали выстроить мысли в вежливые фразы. Шарлотта поспешила заговорить раньше, чем Элоиза это заметит.

— Боюсь, лета всегда приходится ждать дольше, чем надеешься, — заметила она. — Думаешь, раз дни длиннее, то и солнце должно быть теплее, а это далеко не всегда так.

— Да, — отозвалась Элоиза, глядя на квадрат голубого неба в окне. — Да, обмануться так легко. День кажется солнечным и теплым, но, пока не выйдешь, ни за что не догадаешься, какой он на самом деле холодный.

Кэролайн вспомнила наконец о манерах и цели их визита.

— Мы ненадолго, — сказала она, — поскольку сейчас не время для светских визитов, но и я, и Шарлотта хотели узнать, как вы и не можем ли мы что-то сказать или сделать, чтобы утешить вас.

Сначала Элоиза как будто и не поняла, о чем речь, но потом лицо просветлело.

— Вы очень добры. — Она улыбнулась им обеим. — Не думаю, что переживаю глубже, чем все мы. Бедняжка Мина… Как внезапно может перемениться весь мир! Только что все шло как обычно, а в следующую минуту случаются громадные, ужасные и столь необратимые перемены, что кажется, будто прошли годы.