Книга Гибель веры - Донна Леон

Комиссар рассказал графине о детях, уверил: оба успевают в школе, спят с закрытыми окнами — им не опасен ночной воздух — и едят за каждой трапезой по два овоща. Этого, очевидно, было довольно, чтобы убедить графиню — с ее внуками все хорошо, — и она переключилась на их родителей.

— А вы с Паолой? Ты прямо цветешь, Гвидо!

Он невольно выпрямился.

— А теперь скажи мне, чего бы ты хотел выпить?

— Правда, ничего. Я пришел спросить вас о некоторых людях — вы их можете знать.

— Неужели? — Она обратила к нему широко раскрытые нефритово-зеленые глаза. — И зачем же?

— Видите ли, одно имя выплыло при очередном расследовании, мы его ведем… — начал он и намеренно умолк.

— И ты пришел выяснить, не знаю ли я чего-нибудь о них?

— Ну… да.

— Что я могу знать полезного для полиции?

— Что-нибудь личное.

— В смысле слухов?

— Хм… да.

Она глянула в сторону и разгладила складочку на ткани диванного подлокотника.

— Не думала, что полиция придает значение сплетням.

— Возможно, это наш самый богатый источник информации.

— В самом деле?

Он кивнул.

— Очень любопытно.

Брунетти промолчал и, чтобы не встречаться с графиней взглядом, посмотрел мимо нее на корешок книги на столе — любовный роман, триллер?

— «Путешествие натуралиста на корабле „Бигль“», — произнес он название вслух по-английски, не сдержав изумления.

Она взглянула на книгу, потом снова на него:

— Что ж такого, Гвидо. Ты читал?

— Когда учился в университете, много лет назад, но в переводе, — выдавил он, изо всех сил лишая голос удивленной интонации.

— А я всегда с удовольствием читала Дарвина. Тебе понравилась книга? — Кажется, обсуждение сплетен и полицейских дел откладывается.

— Да, в свое время. Не уверен, правда, что хорошо ее помню.

— Тогда перечитай. Это важная книга… может быть, одна из самых важных в современном мире. И еще «Происхождение видов», по-моему.

Брунетти кивнул, соглашаясь.

— Дать тебе ее почитать, когда я закончу? У тебя ведь нет проблем с английским?

— Да нет, думаю. Но у меня и так сейчас есть что читать, и довольно много. Может быть, потом, в течение года.

— А ведь это чудесная книга для чтения в отпуске, мне кажется. Все эти пляжи, все эти милые животные.

— Да, да… — Брунетти совершенно не знал, что сказать.

Графиня выручила его:

— О ком ты хотел, чтобы я посплетничала, Гвидо?

— Ну не то чтобы сплетничать… просто расскажите мне, если что-нибудь слышали о них такое, что могло бы заинтересовать полицию.

— А что могло бы заинтересовать полицию?

Он поколебался, но пришлось признаться:

— Все, как я полагаю.

— Так я и думала. И кто?…

— Синьорина Бенедетта Лерини.

— Та, которая живет в Дорсодуро? — уточнила графиня.

— Да, верно.

Она немного подумала и заговорила:

— Все, что я о ней знаю, — очень щедра к церкви, или так говорят. Много денег из тех, что унаследовала от отца — устрашающего, злого человека, — отдано церкви.

— Какой церкви?

Графиня помолчала.

— Вот ведь странно, — молвила она со смесью удивления и любопытства, — я ведь понятия не имею. Все, что слышала, — очень религиозна и дает церкви много денег. Но понятия не имею какой: вальденсам, или англиканцам, или тем ужасным американцам, которые останавливают тебя на улице, знаешь, у них еще полно жен, которым они не дают пить кока-колу.

Брунетти не сообразил, насколько это приближает его к пониманию синьорины Лерини, и он испробовал другое имя.

— А графиня Кривони?

— Клаудия? — Графиня не пыталась скрыть ни свою первую реакцию, удивление, ни вторую — удовольствие.

— Если ее так зовут. Вдова графа Эгидио.

— О, это просто восхитительно! — отвечала графиня с мелодичным смехом. — Как бы я хотела рассказать девочкам за бриджем! — И видя его реакцию, она тут же добавила: — Нет-нет, не волнуйся, Гвидо, я слова не вымолвлю, даже Орацио. Паола не раз признавалась, что никогда не расскажет мне то, что ты ей доверяешь.

— Правда?

— Да.

— Но что-нибудь она вам, вообще-то, рассказывает? — почти непроизвольно произнес Брунетти.

Графиня улыбнулась в ответ и положила унизанную кольцами руку ему на рукав:

— Гвидо, ты ведь держишь клятву, данную в полиции?

Он кивнул.

— Ну так вот, а я верна своей дочери. — Она снова улыбнулась. — А теперь скажи, что ты хотел бы знать о Клаудии.

— Я хотел бы знать о ее муже — о том, как она с ним уживалась.

— Боюсь, никто не ужился бы с Эгидио. — Это графиня определила без колебаний, потом добавила, как бы размышляя: — Но полагаю, что то же самое относится и к Клаудии. — Похоже, эта тема ее раньше не занимала. — Что тебе известно о них, Гвидо?

— Не более чем обычные городские слухи.

— Которые гласят?…

— Что он сделал свои деньги в шестидесятые годы, на незаконном строительстве в Местре.

— А насчет Клаудии?

— Что она интересуется общественной моралью, — прямо сказал Брунетти.

Тут графиня улыбнулась:

— Да, она, конечно, интересуется… — И ничего не добавила.

— Что вы знаете о ней или откуда ее знаете?

— Через эту церковь, Сан-Симоне Пикколо. Она состоит в комитете, который пытается найти деньги на ее реставрацию.

— И вы тоже в нем состоите?

— Упаси Господи, нет! Она приглашала меня вступить, но я понимала, что разговор о реставрации только уловка.

— Чтобы скрыть… что?

— Это единственная церковь в городе, где служат мессу на латыни. Ты осведомлен об этом?

— Нет.

— Думаю, они имеют что-то общее с этим кардиналом во Франции — Лефевром, который хочет вернуться к латыни и ладану. Вот я и заключила, что любые собранные деньги будут посланы во Францию или пущены на ладан, а не на реставрацию церкви. — Подумала немного. — Церковь такая безобразная, что ее в любом случае не нужно реставрировать. Просто дурная имитация Пантеона.

Архитектурное отступление, пусть это и интересно, но он потянул графиню прочь от него.

— Но что вы знаете о ней самой?