Книга Могила Колумба - Мигель Руис Монтаньес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Плавание проходило в тяжелейших условиях, среди бурь, неблагоприятных ветров, с истощенной и павшей духом командой. По мере возможности продвигаясь вперед, адмирал столкнулся с тем, что полуостров оказался длиннее, чем он предполагал, и контуры побережья не соответствовали известным ему азиатским картам. Суша уклонялась к юго-западу, вместо того чтобы поворачивать к юго-востоку или востоку, как ожидалось. Какое горькое разочарование, должно быть, испытали моряки!
— И кроме того, адмирал тяжело болел во время путешествия, — вставила Альтаграсиа. — Верно?
— Абсолютно. Колумб почти все время провел в кровати. Иногда ему устраивали постель на палубе. Однажды, по его собственному признанию, он едва не свалился в море.
На мгновение установилась тишина — слушатели представили себе в красках эту картину.
— Как некстати, что украли у вас карты! — посетовал Томас. — Если вспомнить, что большую часть жизни Колумб существовал, продавая созданные им карты, можно было бы предположить, что он оставит потомкам в наследство подробнейшие чертежи со всеми маршрутами и топографическими изображениями открытых земель. Но в действительности не существует ни одного, помимо маленького схематичного рисунка, нацарапанного в судовом журнале.
— Я не ручаюсь, что карты, найденные нами, — заговорил Эдвин, — были начерчены рукой самого адмирала. С уверенностью я могу лишь утверждать, что на одну из них была нанесена Эспаньола, а на другой изображена некая область в Центральной Америке. И еще: на побережье всей обозначенной территории расставлены какие-то значки.
— И вы не в состоянии предположить, что это… — подытожил Томас Оливер, обводя гостей взглядом в надежде получить какую-нибудь дополнительную информацию.
— Не имеем представления, — отозвалась Альтаграсиа, возводя глаза к потолку, словно рассчитывала увидеть там утраченную находку.
— Что ж, думаю, вам нужно прочесть письмо, которое написал Колумб Католическим королям на Ямайке 7 июля 1503 года на обратном пути, как раз накануне отплытия в Испанию. В письме очень образно описано все, о чем мы только что говорили, в частности, тяготы путешествия. Возможно, там вы найдете кое-какие зацепки. В настоящий момент я вряд ли могу вам еще чем-нибудь помочь.
Разразилась буря, и она так истомила меня, что я не знал уже, что предпринять. Моя рана снова открылась. Девять дней я был словно потерянный, утратив надежду на то, что мне удастся выжить. Никому еще не приходилось видеть такое море — бурное, грозное, вздымающееся, бурлящее пеной. Ветер не позволял ни идти вперед, ни пристать хоть к какому-то выступу суши. Здесь, в кровавого цвета море, кипящем, подобно воде в котле на большом огне […] И так измождены были люди, что грезили о смерти, желая избавиться от этих мучений.
Письмо Христофора Колумба Католическим королям.
Ямайка, 7 июля 1503 года
Жаркий вечер просто взывал к тому, чтобы они уселись на одной из многочисленных открытых террас. Устроившись на бульваре Кастельяна, детективы решили немного перевести дух и расслабиться после утомительной гонки последних дней.
Альтаграсиа сообщила, что доминиканские историки, ее друзья, сейчас в Мадриде. Приехали для участия в конференции, проводимой местным университетом. Не будут ли друзья против, если она с нами встретится? Ей хочется поделиться новостями и посоветоваться. Оливеру это пришлось не по душе: он предпочитал соблюдать осторожность и не делиться ценной информацией, которую им удалось раздобыть.
— Я что-то не понимаю, — ответила Альтаграсиа, явно разгневанная. — Ты же выложил все начистоту своему дяде Томасу!
— Не забывай, дядя Томас работает в полиции. Он один из самых уважаемых аналитиков в корпусе.
— Послушайте, — вмешался Эдвин, — я считаю, что мы, доминиканцы, способны проявить осмотрительность, когда требуется, а значит, на нас можно положиться. Не волнуйся, Андрес.
Оливер сделал глоток пива и меланхолично погрузился в свои мысли.
Ночью, пока женщина отдыхает дома, мужчины решили погулять по мадридским улицам. На улицах царило оживление — люди были полны решимости не тратить времени зря, а провести его приятно. Эдвин не удержался от комментария:
— Город напоминает мне Санто-Доминго. Здесь многолюдно в любое время суток и все настроены повеселиться. Заметно, что мы латиняне.
— Да, — согласился Оливер. — Принимая во внимание, какая стоит жара, мы легко могли бы находиться в твоем городе. Ты из какого района страны?
— Родился я в Айне, там вырос и, вероятно, там же умру. Я обожаю свою землю. Она очень древняя. Колумб верил, что в тех краях полно золота. Наверное, он все и забрал, поскольку, когда я появился на свет, его уже не осталось ни крупинки.
— А где эта Айна? — спросил Оливер, посмеиваясь над шуткой.
— Неподалеку от Санто-Доминго, к западу. Город нищий, многие нуждаются. Есть порт, позволяющий кое-как сводить концы с концами, но недостаточно оживленный, чтобы прокормить всех.
— И все же ты здесь и не так уж плохо устроился в жизни. Ты уважаемый полицейский, и, как мне кажется, тебе нравится работа, — попытался ободрить его Оливер.
— Да, я не жалуюсь. Но я вырос в очень простой семье, и нет смысла отрицать: мы порой голодали. Времена диктата были тяжелыми, да и теперь многим приходится нелегко.
Взгляд доминиканца стал рассеянным. На мгновение он представил себе свой район. Район мог бы быть и почище, побезопаснее и во всех других отношениях получше. Детство его действительно было трудным. Отец бросил семью, когда Эдвину едва исполнилось два года. Поначалу смириться с этим оказалось непросто. В стране, где не существует никаких форм социальной помощи со стороны государства, граждане совершенно беззащитны. Матери Эдвина стоило неимоверных усилий поднимать четверых детей без какой-либо поддержки. Все работали с малых лет. И благодаря этому он, младший, получил возможность учиться в школе, тогда как на плечи братьев легли все тяготы по содержанию семьи. Время бежало быстро, и он смог проучиться до восемнадцати лет. Чтобы продолжить образование в университете, средств не было, но он сумел замять должность в доминиканской полиции, а затем сделал карьеру, возглавив в итоге научный отдел. С тех пор его жизнь понеслась на всех парах: слишком много проблем приходилось решать, одну за другой. За годы ему так и не удалось в полной мере оценить преимущества занимаемого им высокого положения. Мера ответственности и напряженный график не позволяли расслабиться. Он мог бы честно сказать, что крутится как белка в колесе.
Но ему нравилось. Определенно ему нравилась такая жизнь.
— Когда приедешь к нам снова, я покажу тебе свой дом. Тебе будет интересно взглянуть на другой мир, — пригласил доминиканец, расчувствовавшись от воспоминаний.
— Да я с удовольствием! — отвечал испанец.
Он нравился Оливеру. С самого начала он произвел впечатление человека прямого и честного. И его профессионализм не вызывал сомнений. А в таком запутанном и сложном деле, каким они занимались, надежный напарник — половина успеха.