Книга Теория описавшегося мальчика - Дмитрий Липскеров

По плечам, ключицам, ребрам…

Музыка протекла сквозь дверные щели, пролилась в оконные форточки на психиатрическую больницу, ее постояльцев и персонал. Настя сыграла бетховенского «Сурка» и сама заплакала почти от религиозного чувства, как когда-то, крошечной девочкой, перед алтарным нестройным хором маленькой сельской церкви. Ей тогда показался Бог… Плакала вся больница. Точнее, подвывала.

— Недурно, — похвалил Яков Михайлович. — Действительно ксилофон. Кто бы мог знать. Мы думали — ригидность, а это талант, наверное, призвание, можно сказать. Инструмент…

— Это не просто ксилофон, — утирала слезы счастья Настя. — Это Страдивари ксилофонов. Его надо выписывать! — Она засунула молоточек психиатру обратно в кармашек. — Немедленно! Яков Михайлович, вы слышите!

Дура, подумал о ней Иван. Совершенная идиотка! Самозабвенная… Опять не получилось! Он знал, что с ней делать, но пока она была ему необходима. Пока мука в сердце была неизживна.

— Насчет выписки я бы не торопился! — возвестил Яков Михайлович. — Я…

— А я бы, наоборот, не мешкала! Держать человека без причины, по врачебной ошибке!..

— А физику вы его учитываете?! — разозлился замглавврача. — Все знают, что делать, кроме докторов! Вы ксилофонистка?

— Да, — ответила с гордостью в голосе Настя.

— А я врач высшей квалификации. И не хотел бы вести разговоры о пациенте в его присутствии! Я здесь решаю, и ваши евро не помогут! Выписывать изможденного человека! Черствость прям какая-то!

Он посмотрел на Настю, как это умеют делать психиатры. Сквозной взгляд, рассеянный, как бы в никуда. Она на некоторое время ощутила ускользающую волю, легкое помутнение, будто Яков Михайлович гипнотизировал ее. Сама не помнила, как оказалась в коридоре, как психиатр подталкивал ее под локоток, выводя прочь из отделения через коридоры, двери без ручек, пока они вновь не оказались в курортном отделении, в его кабинете.

Она опомнилась, когда он массировал ей шейные мышцы. Яков Михайлович находился за спиной у девушки, но видел ее глаза в зеркале напротив. Отлично заметил, как мутность уходит из зрачков, как осмысленность появляется во взоре. Внезапный гипноз действует недолго, но психиатру удалось успеть распустить руки и ощупать девушку с нижнего этажа до верхнего. Он явственно понимал, что хочет ею овладеть как никем и никогда. Еще он твердо знал, что добьется этого любыми средствами, пойдет на самые гнусные ухищрения, если понадобится.

— Что вы делаете? — возмутилась она, резко подавшись вперед, чтобы высвободить шею из-под потных пальцев врача.

— Ну вот… — Яков Михайлович продемонстрировал на своем лице оскорбленные чувства. — Вам нехорошо стало! — пояснил. — Вы столь перевозбудились музыкально, что чуть было не потеряли сознание. Давление скакнуло вверх, а потом вниз устремилось! Вот и приводи потом в чувство нервических девиц!

Она кожей чувствовала, что здесь что-то не так. Ощущение было такое, будто тело облапали, а соски грудей болели, словно ущипленные. Тем не менее она поблагодарила Якова Михайловича за помощь и не отказалась от еще одной чашки кофе.

— Вы его отпустите? — спросила Настя.

— Нет, — ответил он честно.

— Он здоров!

— Не имеет значения.

— Он ксилофон, а не шизофреник.

— Я не люблю музыку. У меня нет слуха. Представьте себе, совершенно отсутствует!

— Тогда мне придется жаловаться на вас!

Яков Михайлович премерзко улыбнулся:

— Жаловаться на психиатра?.. Вы слишком юны. Даже если вашу жалобу рассмотрят, на это уйдут месяцы, и все равно ни один специалист не скажет стопроцентно, что Иван Диогенович совершенно здоров. Ну, выпустят месяцев через восемь! И то потому, что социально неопасен.

— Вы же знаете, что он здоров! — Она теряла почву под ногами. — Тем более Иван — гений!

— А какая мне корысть? Родственники вы мне, что ли? И потом, психиатрия — не точная наука! Гений! Кто это определил?.. У нас и физики, и художники мировой величины болеют! Что ж теперь, не лечить их?

После его очевидного намека почва вернулась под ее красивые крепкие ноги, обутые в больничные тапки.

— Сколько? — уточнила по-деловому.

— Что «сколько»? — Яков Михайлович сделал вид, что не понял.

— Евро? Доллары? Что вы там хотите?

— А что вы всё на деньги меряете?

— А как прикажете? Бриллиантами с вами рассчитываться?

— Да не нужны мне ваши материальные блага! — сморщился психиатр.

Она удивилась:

— Что же?

— Давай-ка, милая, начистоту! — Он поменялся в лице. Глаз холодный, взгляд слегка презрительный. Даже мимика изменилась — губы сжаты, брови опустились к самым векам. — Тебе нужен Иван? А мне нужна ты! Вернее, тело твое в пользование! Душу оставь при себе!

Нельзя сказать, что ошеломил ее. Она была понятливая.

— Так все-таки вы воспользовались своими врачебными навыками и… — Она сунула руки под халат, ощупала грудь. — Так и есть, всю перетрогали!

Он хмыкнул:

— Должны быть и в моей профессии плюсы!

— Вы что же, любите немножечко… Как сказать садо-мазо на профессиональным языке?

Вопрос его не смутил:

— Обычно нет.

— Что же сейчас? — Настя прикоснулась к соскам и поморщилась. — Что пошло не так?

— Просто вы разозлили меня.

— Зачем же портить тело? Особенно красивое тело.

— Повторяю: разозлила!

— Я поняла.

— Пять раз, — предложил Яков Михайлович. — Мы встречаемся пять раз на моей территории в течение недели. И я отпускаю ваш ксилофон на все четыре стороны.

— Один.

Он вздернул брови:

— В вашем положении не торгуются! Пять раз! Или я из него дегенерата сделаю! Или балалайку!

— Один раз. Потом на балалайке сами играть будете!

Не придерживаемый пальцами тяжелый халат медленно расходился на ее груди, что заставило психиатра занервничать.

— Хорошо, — согласился он, взяв себя в руки. — И закройтесь! Не здесь же я буду с вами!

— Как щипать — и кабинет сгодился!

Он пропустил сарказм и нервно заходил по кабинету.

— Встречу проведем у меня! И, пожалуйста, не вздумайте потом… «Я этого не делаю! В это место нельзя! Я целомудренна!» И вся такая чушь! Делаем всё, что будет угодно моим фантазиям! Это ясно?

— Абсолютно.

Ее лицо не заливала краска стыда, слезы унижения не просились из глаз. Сидела на стульчике, как прилежная студентка, которой велели к завтрашнему дню реферат сдать. От этой ее постановки внутреннего состояния Яков Михайлович восстал всей своей сексуальной мощью, перестал владеть собой и подпрыгнул к Настеньке, схватив девушку за руку: