Книга Окрась все в черный - Надежда и Николай Зорины

— Ну и где же наша мамочка? — спросил он и, все смеясь, смеясь, двинулся к комнате — сейчас он их увидит: Ингу и сына, она его кормит — мадонна с младенцем, — потому и не вышла встречать. Но сосед повел себя странно: словно какой-то хулиган из подворотни, грубо схватил его за плечо. От неожиданности Станислав слишком сильно оттолкнул его — возможно, он даже упал — и быстро вошел в комнату.

… Крови не было. И не было ран. Но он почему-то сразу понял, что она мертва, эта незнакомая девушка на кровати, не Инга — а вернее, не его Инга. Понял, еще до того, как откинул одеяла: мертва, и не просто мертва — убита. Убил ее, очевидно, сосед. А его, Станислава, пригласили сюда по ошибке. К чужой Инге, на день рождения чужого ребенка. Да, кстати, где же ребенок? Там, в коридоре, стояла коляска, а в комнате нет никаких детских вещей. Что вообще происходит?

Ошибка. Произошла какая-то путаница. Его пригласили… Да ведь пригласила его именно Инга. Только она называла его Стасем, и вообще… Но адрес указан этот.

А если он ее просто не узнал? Мертвые не похожи на живых, и потом… сознание струсило, отказалось признать очевидный факт, невозможный факт: его Инга, его любимая девочка — убита. Что, если…

Станислав снова склонился над мертвой девушкой.

Нет, не она! Гораздо моложе и… не такая красивая, какое-то плебейское лицо. Это не Инга! Или другая Инга. Возможно, с похожей историей, возможно, у нее тоже был любимый по имени Станислав, и она называла его Стасем. Почему бы и нет? Они расстались, она не знала его адреса, пробила по телефонному справочнику в Интернете — вот и вышла ошибка, вот и явился он, а не тот, другой Стась…

Ну конечно, ошибка! Его Инга не может жить в таком доме, в такой нищей обстановке.

Но почему она мертва, за что ее убили? И где же ребенок?

Станислав вдруг почувствовал жуткую усталость и полное равнодушие к этой чужой Инге. Захотелось поскорее оказаться дома — скоро с работы вернется Галя, приготовит ужин, они будут есть и болтать ни о чем, а потом пойдут смотреть телевизор — она никогда не узнает, что он пережил, она никогда не узнает о его интрижке с Ингой, он никогда, никогда не изменит жене, да ведь, в сущности, он ее любит, той самой правильной спокойной любовью без страсти. А то, что у них нет детей, так ничего, бывают и бездетные счастливые семьи.

Станислав вышел из комнаты — и натолкнулся на соседа. Ах да, убийца все еще здесь, почему он не сбежал, черт его подери? И какой мрак, как неприятно быть в таком темном коридоре наедине с убийцей. Он нашарил на стене выключатель — зажегся свет, сразу стало легче.

— Это ты ее убил? — спросил он убийцу. — А что ты сделал с ребенком?

Сосед выглядел как-то странно, но в убийстве не признался, сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Сумасшедший? Или… или собирается и его убить? Как свидетеля? Но в руке у него только телефон, все еще телефон, не самое подходящее орудие… И почему он так смотрит? Так ужасно, так страшно он смотрит, что взгляд отвести невозможно, прямо-таки гипнотизирует… Это не ошибка, не путаница, это ловушка. Его специально сюда пригласили, чтобы заманить в мышеловку. Жена все подстроила. Она знала, узнала тогда, возможно, подкупила работников гостиницы. Все видела, но ничего не сказала, выжидала, а теперь… Какая страшная месть! Его обвинят в убийстве. Этот сосед — да никакой он не сосед! — сейчас ему скажет… Будут угрозы, а возможно, и пытки, он не выдержит, сломается, возьмет убийство на себя. Да он, наверное, ее любовник. В отместку завела любовника и договорилась с ним его подставить. Почему он так смотрит? Невозможно выдержать!

В дверь позвонили. Станислав вздрогнул и схватился за руку соседа, забыв, что тот его враг.

— Не будем открывать, — прошептал он испуганно.

Мертвое тело в комнате. Зачем же еще свидетели? Двоим договориться проще. Если этот сосед — или не сосед, все равно — все же и есть убийца, он пообещает никому об этом не рассказывать, тогда его не будет смысла убивать. Впрочем, может, он и не убийца. Станислав вдруг вспомнил, что видел в комнате на столе букет: роскошные розы, какие он испугался купить. Может, и не убийца, а тоже по ошибке приглашенный. Или не по ошибке…

— Бесполезно, — проговорил сосед. — Он все равно войдет. Или она.

Она? Ну, так и есть — ловушка. Галина наняла убийцу (или договорилась с любовником) и сейчас войдет, чтобы обличить своего неверного мужа: день рождения шефа, говоришь? Ехидная змея! Она же знает, что суда он не вынесет.

— Она? Кто она? — закричал он шепотом в отчаянии.

— Пожилая или молодая, — непонятно объяснил тот. — Осталось две женщины.

Две женщины? Нет, тут что-то не то.

В дверь между тем стали стучать — дверь, не запертая на замок, открылась, и вошла совершенно незнакомая женщина лет пятидесяти. Робко вошла, совсем не так, как входит обличительница. В руке у нее был букет ромашек.

И началось что-то совсем необъяснимое: гости прибывали, с цветами — все они были приглашены на день рождения, но никто (кроме Анны, сестры) не был знаком с Ингой, этой мертвой девушкой, не его любимой. Как выяснилось, они тоже и в глаза ее не видели. На какой-то момент Станислав совсем успокоился: не он один угодил в ловушку, даже при самом плохом раскладе будет лишь одним из подозреваемых — одним из шести. Но приехала милиция — и от его спокойствия не осталось и следа.

* * *

Его допрашивали дольше всех, используя весь арсенал их иезуитских приемов. Конечно, он врал, но не потому, что преступил закон, не потому, что был замешан в убийстве, а потому, что правду рассказать невозможно, нельзя допустить, чтобы эту правду узнала жена.

— … и я подумал, что это Инга Петрова, моя одноклассница…

— У вас с ней были близкие отношения?

— Нет, что вы! Какие отношения! Мы даже в школе недолюбливали друг друга.

— Зачем же тогда пришли?

— Ну… — Он совсем запутался, не знал, как отвечать, и очень боялся. Капитан смотрел на него так, будто не просто подозревал, а нисколько не сомневался, что он и есть убийца. — Я подумал, что день рождения — только повод, на самом деле это что-то вроде встречи друзей.

— Пригласительный при вас?

— Нет! Я… его потерял. — Открытка лежала у Станислава в кармане, но признаваться было нельзя: во-первых, текст никак не соответствовал официальному тону обычного в таких случаях приглашения, во-вторых… нет, никак нельзя было признаваться.

— Понятно. А какие отношения вас связывали с пострадавшей, с Ингой Бобровой?

— Да никаких! Я не знал ее…

— Странно.

— Это какая-то ошибка! Меня пригласили по ошибке!

— Мы это выясним. — Капитан что-то записал и посмотрел на него с отвращением. — Какого пола ребенок?

— Мальчик, — не успев ничего сообразить, быстро сказал Станислав.

— То есть вы видели ребенка раньше?