Книга Завещание ведьмы - Валерия Леман

Честно говоря, Тюринский меня удивил: каждый раз он неуловимо менялся! В первую встречу был слегка высокомерен, при неожиданном столкновении в «Розовом фламинго» вел себя, будто мы – коллеги, много лет проработавшие вместе, успешно раскрыв сотни преступлений, а вот теперь капитан чуть ли не изысканно вежлив и слегка меланхоличен – вот-вот начнет декламировать сонеты.

Я уселся за стол, налил кипятку себе в чашку и сделал нарочито шумный глоток, подыгрывая капитану: мы – два одиноких волка, трудимся день и ночь, пьем чаи и слегка грустим.

Тюринский словно почувствовал мою игру и уселся напротив, разглядывая меня с усмешкой.

– Ну что, давай колись, что там у тебя за новые факты.

Я сделал еще пару шумных глотков.

– Я так полагаю, что это новые факты лишь для меня, а для тебя они были известны с самого начала. Вчера ведь допросили всех, кто был в помещении редакции во время убийства, ты сам мне все подробно рассказал.

Он медленно кивнул и тут же достал из стола папку, положил ее рядом, хлопнув по ней ладонью.

– Тут – все протоколы допросов. Что тебя конкретно интересует?

Я откашлялся.

– Конкретно – хотелось бы поподробнее обсудить момент, когда в красный уголок некий Митя Углов и водитель редакции Вадик занесли мешок муки.

Тюринский тут же расплылся в широкой улыбке.

– А-а-а, вон оно что! Понятно… Что ж, рассказываю все, как было.

Тут он поднялся и, заложив руки за спину, мерным шагом прошелся от стола к окну и обратно.

– Повторим все по десятому разу, наш труп устроился в красном уголке со старой подшивкой около десяти утра. Вскоре туда зашли двое – Митя Углов (пенсионер, бывший корреспондент газеты) и Вадик Пивоваров (водитель). Они затащили и поставили у стены мешок муки – дар фермера, про которого газета написала хорошую статью. Вечером предполагалось расфасовать муку по пакетам и раздать сотрудникам. По словам Углова и Пивоварова, они поставили мешок и тут же вышли. Углов сказал, что посетителя он, разумеется, заметил, но не узнал, хотя тот и обернулся как только они вошли.

– Ага! – я прищурился. – Так, стало быть, этот Углов признал, что парня «не узнал». Значит, он не отрицает, что знает, кто такой Трофимов?

– Разумеется, – капитан спокойно кивнул и вновь уселся на свое место, глядя на меня своими чистыми глазами василькового цвета. – Он пять лет назад присутствовал на заседании суда, беседовал с Трофимовым по поводу убийства и затем написал статью, которую и просматривал сам Трофимов перед смертью в старой подшивке. Кстати сказать, пять лет назад вся милиция отлично знала Углова – он писал на криминальные темы и едва не ночевал в дежурной части. У него до сих пор сохранилась кличка: в милиции-полиции его все так и зовут – Угол.

Я не отводил взгляда от капитана.

– А полиции-милиции случайно не известен такой любопытный факт, что покойный Америка перед смертью завещал свою квартиру оному Углу?

Тюринский вяло улыбался, рассматривая меня, словно удивляясь тому, что простой детектив-любитель довольно бойко ворочает мозгами.

– Интересно, как это ты так быстро про все это прознал?

Я усмехнулся, закинув ногу на ногу.

– Догадайся с трех раз.

Он только в очередной раз усмехнулся, покачав головой.

– Уже догадался. Как там французская поговорка гласит? «Шерше ля фам» – «Ищите женщину», – он выразительно хмыкнул. – Красавица Ляля донесла до тебя все бабские сплетни Глухова.

– Так точно, насквозь все видишь. Но бабские не бабские, а факт реально подозрительный: Америка пишет завещание в пользу Углова, тут же его кто-то грохает, а вся вина сваливается на собутыльника, который пьян в стельку и ничего не помнит. Бедолагу собутыльника благополучно осуждают на пять лет лишения свободы, а Углов и квартиру в собственность получает, и статейку гневную в духе истеричных причитаний пишет про ужасное убийство и свою личную шокированность от жуткого убийцы Трофимова.

Несколько минут в кабинете царила полная тишина. Наконец Тюринский вздохнул и потер руки.

– Что ж, твои подозрения понять можно. Но, во-первых, у Углова было алиби: в ночь убийства он находился дома с супругой и гостями из Саратова – дочкой Светланой и ее сыном.

Я только усмехнулся.

– Все свидетели – родня! Разумеется, он вполне мог отправиться на завещанную квартиру, убрать владельца и спокойно вернуться на супружеское ложе, к храпящей женушке.

Капитан усмехнулся.

– Все может быть. И, тем не менее, у человека имеется алиби. Кроме того, ты просто ни разу в жизни не видел Угла и ни разу не общался с ним, как многие в поселке. Между тем это такой мужик…

Он глубоко вздохнул и с улыбкой потряс головой.

– Скажу честно: мне Угол – никто, я с ним разве что парой фраз при встрече обмениваюсь и – все. Но он очень простой и открытый, человек старой закалки, из тех, знаешь, кто за Родину жизнь готов отдать. Его у нас все любят.

– Как будто патриоты старой закалки не могут стать убийцей!

Капитан нервно передернул плечами.

– Может, и могут, не в том дело. Угол вчера сам прибежал, как только по сарафанному радио прослышал о трупе в красном уголке, и сам, по собственной инициативе, дал показания. Если хочешь, я прямо сейчас его вызову, и он лично для тебя еще раз все расскажет – и про Америку, и про квартиру. Хочешь? Только скажи, организуем без проблем.

Разумеется, я хотел, пусть и сомневался, что Митя Углов, как бы он ни был прост и открыт, сочтет нормальным вызов в полицию на ночь глядя.

Капитан развеял все мои сомнения, лишь рукой махнул:

– Ерунда! Угол, как и я, спит не больше двух часов в сутки. Энергии у него – на троих, а вместо сердца – пламенный мотор. Он и сейчас трудился бы в газете, кабы его не «попросили» на пенсию.

И капитан тут же позвонил Мите Углову и пригласил его на чашку чая. Не скажу, что тот шибко обрадовался приглашению, но во всяком случае не отказался.

В ожидании гостя, чтобы минуты не тянулись бесконечно, мой визави принялся рассказывать об Америке, с которого все и началось пять лет назад.

– Парень был – чистое золото, – первым делом отметил капитан, покачивая головой. – Все мог сделать своими руками, абсолютно! И по дереву был мастер, и по части электрики, и жестяные работы знал. Ну, а официально трудился, как тебе уже известно, сантехником. Его в Глухове все знали и, чуть у кого какая проблема, – звали. Он никому не отказывал и платы никогда не просил, люди сами ему давали, кто деньгу, а кто сразу – пол-литра. Так и спился парень! А, ей-богу, жаль его! Ведь кроме всего прочего, Америка был красавец хоть куда: русые кудри, глаза – в пол-лица. А пел как! Бабка твоя его на пьянку пыталась «завязать»…

Едва произнеся последние слова, капитан вдруг покраснел и в буквальном смысле слова заткнулся, бросив на меня испуганный взгляд.