Книга Покорись страсти - Луиза Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Клеменс вернулась, Натан беспокойно вертел головой.
— Клем?
— Я здесь.
Девушка подавила в себе желание спросить, как он себя чувствует. Вместо этого, она погрузила один конец трубки в чашку. Второй конец вставила в рот Натана, осторожно повернув его голову на подушке.
— Выпей.
Он поморщился, но Клеменс держала его голову.
— Это приказ, мистер Станье, — сказала она, стараясь, чтобы ее дрожащий голос звучал как можно строже.
Натан издал какой-то всхлипывающий звук, и Клеменс вдруг поняла, что это смех. Когда он выпил всю воду с размешанной в ней березовой корой, Клеменс вылила в чашку виски и с облегчением вздохнула, увидев, что Натан погрузился в сон. Тогда она присела у его койки и приготовилась ждать.
Ей нечего было делать, разве только думать. Она влюбилась в Натана Станье, теперь Клеменс это отчетливо понимала, и дело было не в благодарности и не в физическом влечении. Но она нарушила данное ему обещание, и он был жестоко наказан по ее вине. Будучи джентльменом, он, конечно, по-прежнему будет защищать ее, но вряд ли когда-нибудь сможет полюбить.
— Клеменс?
Девушка встрепенулась:
— Да? Натан, тебе нужно что-нибудь?
Его лоб был влажным от пота.
— Может быть, хочешь пить? Попробуй, это виски с водой.
Натан сделал несколько глотков, и его голос, когда он заговорил, звучал увереннее:
— Что там у меня на спине?
— Влажная ткань. Я промыла раны сначала соленой водой, потом пресной и накрыла тканью.
— Хорошо. Поройся в моей сумке, там должна быть банка с зеленой мазью.
Отыскав банку, Клеменс открыла ее и принюхалась.
— Пахнет странно.
— Это поможет заживлению ран и не даст ткани прилипнуть к коже.
Натан не издал ни звука, пока она снимала тряпицу с его спины.
— И как это выглядит? — Он казался спокойнее ее.
— Э… ужасно. Но по крайней мере, кровотечение прекратилось.
Более или менее.
— Намазать этим составом ткань?
От мысли о том, что ей придется прикоснуться к открытым ранам, Клеменс сделалось нехорошо.
— Да.
Пока она трудилась над тканью, стараясь как можно ровнее положить слой мази, в каюте царила тишина. Закончив, она взяла ткань за два уголка и подошла к койке.
— Клеменс, ты плачешь?
— Да, — призналась она.
— От твоих слез у меня спину щиплет.
Опять этот смешок.
— Извини.
Клеменс накрыла спину Натана тканью, стараясь не обращать внимания на его сдавленные стоны. Потом присела рядом.
— Мне так жаль… Я хочу сказать, жаль, что я оказалась такой дурой. Прости, что нарушила обещание, за то, что они сделали это с тобой.
Схватив кусок простыни, она утерла слезы, сердясь на себя за свою слабость. Натану не нужно ее нытье, ему нужен покой и сон. Обмакнув чистую тряпку в холодную воду, Клеменс принялась обтирать ему лоб.
— Ты поступила так, как считала нужным. Ты не просила меня вмешиваться.
— Но я знала, что могу рассчитывать на тебя, — призналась она. — Думаю, не будь я в этом уверена, вряд ли сделала бы это.
Неужели он простит ее? Клеменс не могла в это поверить.
— Значит, ты мне все-таки доверяешь? — спросил Натан, открыв глаза.
— Всем сердцем.
Он пробормотал что-то, но Клеменс не разобрала слов, и снова погрузился в забытье. В какой-то момент задремала и она. Пробудившись, Клеменс почувствовала, что все ее тело затекло, затылок ломило. Она встала, потянулась. В иллюминатор светило солнце. Койка напротив была пуста.
— Натан!
— Я здесь.
Он вышел из чуланчика, вокруг бедер обмотана простыня. Чувствуя одновременно гнев и облегчение, Клеменс набросилась на него:
— И что ты, по-твоему, делаешь? Как ты рассчитываешь поправиться? Немедленно возвращайся в постель!
Даже под загаром, покрывавшим его лицо, видно было, как он покраснел. Двигаясь медленно и неуверенно, как старик с приступом артрита, он подошел к стулу и сел.
— Есть кое-что, что мужчина не может сделать, лежа на животе, — пояснил он, не обращая внимания на ее негодующий возглас. — И мне нужно двигаться.
— Зачем?
— Потому что я должен быть на палубе. Не могу же я управлять кораблем, лежа ни койке.
— Зачем тебе на палубу? Я скажу капитану Мактирнану, что у тебя лихорадка. Она у тебя и вправду есть, не вздумай отрицать. Скажу, что ты не сможешь помочь ему завтра. Это его вина. Если бы этот человек не был безумцем, он бы не наказывал людей.
— И ты собираешься объяснить ему все это? Что, если после этого он велит швырнуть тебя за борт на корм акулам? Кто будет ухаживать за моей спиной и приносить мне завтрак?
— Ты должен лежать, отдыхать. Пожалуйста, Натан.
Вместо ответа, он уперся локтями в стол и опустил голову на руки.
— Я отдыхаю. Мне нужно есть и пить, и лихорадка пройдет сама собой. Если перевяжешь мне спину, мазь заживит раны. Поверь мне, я знаю, что делаю.
— Откуда тебе знать? Тебя же никогда раньше не секли, я видела твою спину.
— Я видел, как пороли других. Не перевяжешь ли мне спину? И я был бы признателен, если бы ты принесла мне что-нибудь поесть, а потом помогла подняться на палубу.
Клеменс отрицательно помотала головой:
— Почему я должна все это делать?
— Потому что мне больно и нужна помощь? Потому что, поев, я почувствую себя лучше? — предположил он. — Потому что, оказавшись на палубе, я узнаю, что происходит? Потому что, если я смогу двигаться, появится надежда спасти тех несчастных, что заперты на нижней палубе?
Клеменс закусила губу. Если он будет лежать, быстрее пойдет на поправку. Народная мудрость гласит, что лучшее лекарство от лихорадки — голод. Если он не выйдет на Палубу, Мактирнану, может быть, не удастся выйти в море и захватить какое-нибудь судно.
— Потому что ты доверяешь мне? — мягко сказал Натан.
Всем сердцем. Но не головой.
— Хорошо.
Порывшись в своих вещах, Клеменс нашла чистые льняные полоски, которые приготовила, чтобы бинтовать грудь. Натан поднял руки, на лбу у него выступили капли пота, но он сидел тихо, пока Клеменс делала перевязку.
— Спасибо.
Клеменс отправилась на поиски еды и кофе. Когда она ушла, Натан выпрямился, пытаясь не обращать внимания на боль в спине. Завтра, если все пойдет по плану, он заманит «Морского скорпиона» в ловушку. Если он выживет, если пиратский корабль будет захвачен, если Клеменс будет в безопасности… Натан остановился. Слишком длинный список всех этих «если…». Но предположим, все будет хорошо. Он отвезет ее на Ямайку и постарается избавить ее от дяди и кузена. А потом что?