Книга Большое кольцо - Фридрих Незнанский

— Да надоел мне уже ваш маскарад, — сердито ответил Щербак. — Подурачились, и хватит. А этот тип, оказывается, тут же, в Опалихе, и живет. Удобно… Эй, Филипп, куда ты его тянешь? — возмутился вдруг. — В «девятку» его давай. А то мы потом наш «лексус» не отмоем. Хватит уже! Не хотите проехать с нами?

«А в самом деле, — подумал Турецкий, — ну чего тут сидеть без всякого дела? братки те абсолютно не нужны. Они уже наказаны. Могут и еще схлопотать… Опять же и ребятам можно помочь побыстрее справиться…»

— Двигайте, я за вами.

4

Очень неплохо жил господин оценщик. Двухэтажный кирпичный коттедж под синей черепицей был обнесен высокой оградой. Не единственным он был здесь, значит, и народ от бедности не страдал. А на чем он делал деньги, это другой вопрос, хотя и не очень трудный. Видать, от дороги кормились, все от того же Большого кольца.

Когда подъехали к воротам и вытащили оценщика наружу, тот неожиданно пал на колени и взмолился, причем уже безо всякой игры, искренне и жалко:

— Умоляю вас, господа, семью не трогайте!.. Она не виновата!.. Я все отдам, что скажете!.. Машину, деньги, только… не надо, пожалейте!

— Вот же скотина! — с чувством сказал Филя. — Сам никого не жалел! На позор выставлял, сволочь, а теперь сопли по харе своей гнусной размазывает! Говори, кто в доме?

Выяснилось, что жена, теща и сын с дочкой. На оценщика теперь было противно и жалко смотреть.

— Значит, слушай сюда, гнида, — сурово заявил Щербак. — Условие ставим такое. Вызываешь сюда своего механика, с которым разговариваем мы, понял? Это первое. Дальше. Выдаешь без понуканий всю свою фототеку, весь архив. Пленки, снимки, всю без исключения технику. Сам и добровольно. Только в этом случае мы обещаем не трогать твоих женщин, потому что можем запросто продемонстрировать тебе с ними все то же самое, что ты снимал в своей бытовке. И также обещаем не сжигать эту твою конуру. Как, господа? — с нарочитой иронией спросил у Турецкого с Агеевым. — Можем отказаться от своих замыслов, если он выполнит все наши указания?

— Я думаю, — солидно сказал Филипп, — что, если выполнит все, тогда можно и посмотреть… — Он вдруг потянулся с хрустом, зевнул и небрежно спросил: — Дочке-то сколько, говоришь, лет?

Щербак бросил быстрый, настороженный взгляд на Филю, потому что ему показалось, будто глаза оценщика блеснули безумием. Перегибать тоже не надо, тронется еще умом, скотина…

— А я полагаю, мы можем обещать твердо, — сказал Турецкий.

— Как скажете, — вмиг доиграл роль Филя, — вы хозяин, ваше слово — закон. Эй, ты, вставай на ноги и приглашай в дом. А своим, так и быть, можешь сообщить, что у тебя важные гости, понял? У, сука! — замахнулся он. — Так бы и убил! Вызывай того хмыря! И никому ни слова! Ты меня уже знаешь… Если чего, запомни, на этом месте, — Филя обвел рукой пространство двора, — будет обугленный пустырь…

В доме их встретила довольно миловидная полная женщина, жена наверное. Видно, гости ей были в диковинку, и поэтому она не знала, что делать, о чем спрашивать. Так и стояла в проеме боковых дверей, приветливо улыбалась и ждала, что скажет хозяин. Но оценщик, весь мятый и испачканный побелкой от стен своей бытовки, скинул ей на руки куртку и сказал, что люди приехали в его лабораторию. Она только кивала.

— Придет Гриша, — добавил он, открывая дверь в торце коридора, за которой уходила вниз, в подвал, лестница, — скажешь, чтоб к нам спустился… Чего-нибудь не желаете? — он просительно посмотрел на Турецкого.

— Минералка есть? — сухо спросил он.

— Есть, есть, — заторопилась обрадованная хозяйка.

— Пожалуйста, откройте нам пару бутылочек, если не жалко, — уже мягче попросил он и улыбнулся.

— Сейчас принесу! — она метнулась в боковую дверь и почти сразу вернулась, держа в руках две стеклянные бутылки боржоми, открывалку и подставку со стаканами.

Щербак кивнул ей и забрал все это с собой.

Одна из довольно вместительных комнат подвала была приспособлена под фотолабораторию. Все необходимые причиндалы для фотографирования, проявления пленки, печати и увеличения фотографий были аккуратно и удобно смонтированы на стеллажах вдоль стен и длинном столе посредине помещения. В отдельном шкафчике хранились уже проявленные пленки, в другом — фотографии. Точно так же занимали свои места еще не использованные кассеты с пленками, фотобумага, всяческие реактивы. А в углу комнаты была водопроводная раковина, разные ванночки и прочая фигня, включая приспособления для сушки проявленных пленок и отпечатанных фотографий. Одним словом, настоящая фотолаборатория, о которой может мечтать фотохудожник.

«Правильно замечено, — подумал Турецкий, оглядываясь, — что в руках подлеца даже шоколадка будет иметь вкус дерьма…» Увидел сожаление в глазах товарищей и понял, что они подумали примерно о том же самом. Да, все так, но, к сожалению, уговорами тут дело не изменишь. Жалко, конечно, хорошая техника, и денег больших наверняка стоила. Поймал себя на том, что думает обо всем этом уже в прошедшем времени. Значит, так тому и быть.

— Ты давай не телись, вызывай сюда своего хмыря Гришу, — напомнил Филя. — И показывай, где у тебя твоя порнуха. Ту дамочку на «тойоте» помнишь? О которой у нас в прошлый раз базар был? Вот эту пленку давай сюда, все, что наснимал и напечатал, все вываливай. И учти, если что-нибудь утаишь, ты мое обещание помнишь — запалю к едрене фене все вместе с твоим домом и всей семьей! Двигай батонами, твою мать!

Очень смешно закончил свой монолог Филя, но именно это и понял оценщик. Он открыл шкафчики и через две минуты выложил на стол кассету с пленкой и конверт с фотографиями. После чего достал из кармана мобильник и стал звонить. Филя внимательно следил, чтобы тот не сказал ничего лишнего.

Турецкий взял конверт, вынул одну и… со злостью сунул обратно. Что-то, возможно, и бывает приятным презентом, но уж никак не это… Рывком вытащил из кассеты пленку, поднес к свету яркой лампы, вгляделся… Да, то самое…

Увидел вопросительные взгляды Фили и Николая, подумал, что все у них должно быть хотя бы в моральном плане на равных, и протянул им конверт с фотографиями. Потом достал из кармана зажигалку, высек огонь и поднес к язычку пламени фотопленку. Она вспыхнула, пламя побежало вверх, распространяя вокруг вонь горящего целлулоида. Не желая обжигать пальцы, Александр Борисович кинул еще не догоревший остаток в раковину.

— И давно этим делом промышляете? — с ледяной вежливостью спросил он у хозяина дома.

Тот не ответил, лишь молча и безнадежно пожал пухлыми плечами.

— А там, — Турецкий показал ему на шкафчик с пленками, — то же самое?

Хозяин кивнул.

— Видели, что я сделал с этой пленкой? — показал он на раковину.

— Видел, — прошептал толстяк.

— Так вот, для вашей же пользы, иначе я с вас прямо тут шкуру спущу, вынимайте все и делайте, как только что сделал я. Все! И пленки, и фотографии! Включите вытяжку! Задохнемся еще в вашем дерьме! Приступайте!.. Где там наш боржоми?