Книга Одна судьба на двоих - Энн Мэйджер

Хочет ли Каттер того же?

После окончания церемонии Каттер обнял Чейенн и, подняв ее подбородок, пристально взглянул в глаза. Ее обдало жаром. Затем он улыбнулся и поцеловал ее. Рот его показался знакомым и нежным, и все же она ощутила, что между ними по-прежнему стоит какой-то невидимый барьер. Она знала Каттера лишь как любовника, а в остальном он во многом оставался для нее непрочитанной книгой.

Станет ли ее муж, как прежде, таить в себе больше, чем будет ей рассказывать? Каттер вдруг чуть нахмурился. Он с силой сжал ее руку, и врезавшееся в ладонь обручальное кольцо причинило ей боль.

А Джереми с сияющими глазами обнял их обоих:

— Теперь у меня есть мама и папа.

— Да, — подтвердил Каттер, обнимая стройную талию Чейенн. — А у меня — жена и сын. — Свободной рукой Каттер обнял Джереми. — Мы будем настоящей семьей.

Может, он действительно в это верит?

Но миг промелькнул, Каттер перестал излучать сияние, и глупая надежда, наполнившая было сердце Чейенн, испарилась. Правда, по его виду никак нельзя было сказать, что он, подобно ей, весь в сомнениях. Он потребовал разрезать свадебный торт, испеченный Чейенн, и они вместе съели кусок под шуточки Каттера, утверждавшего, что, если верить молве, приготовленная ею еда усиливает половое влечение.

Джереми оценил свадебный торт по достоинству и отдал ему должное. Был уже поздний вечер, когда мальчик пошел спать.

Выждав несколько минут, Каттер поднял Чейенн на руки и отнес в спальню.

— Наконец-то! — воскликнул он, запирая дверь. Желание, звучавшее в голосе мужа, и прикосновения его рук заставили Чейенн затрепетать.

Каттер стянул с себя рубашку.

— Я уже думал, что этот день не кончится никогда.

— Таким ужасным он тебе показался? — прошептала Чейенн, не желая даже самой себе признаться в том, что умирает от желания.

Глаза Каттера горели таким огнем, что она покраснела.

— Ужасным? Что ты хочешь этим сказать? — удивился Каттер.

— Я не знаю, что ты думаешь или чувствуешь.

— Так знай: меня целый день трясло как в лихорадке, так я хотел поскорей обвенчаться и лечь с тобой в постель. — Он подошел к Чейенн и с силой притянул к себе. — Посуди сама. — Он прижал ее к двери, так что она почувствовала его напрягшуюся мужскую плоть. Отклонив ее голову назад, он провел языком по шее. Поцеловал ее рот. Затем лицо, шею, грудь, и по телу Чейенн словно прошел электрический ток. Помимо своей воли она вцепилась руками ему в волосы, а он, приподняв ее, прижал к себе как можно крепче; она ощутила движения его плоти и... И издала стон блаженства.

Сколько раз в годы своего первого замужества она лежала ночью без сна в своей одинокой постели, мечтая о том, чтобы Каттер ласкал ее в этой самой комнате!

А он? Мечтал ли он когда-нибудь вот так о ней? Грызла ли его тоже тоска по Чейенн? Хоть когда-нибудь?

Только один раз у него вырвалось восклицание, дававшее право подумать, что да, тосковал.

— Чейенн! О Господи! Чейенн!

Каттер приподнял ее, отнес в кровать, быстро, уверенными движениями раздел. Пальцы его ловко расстегивали узкие петли.

Она тоже поспешно раздела его, жадно целуя могучие мышцы груди, в которой громко стучало его сердце.

Не прошло и минуты, как на полу возник ворох одежды — его джинсы, рубашка, ее белое подвенечное платье.

Они стали повенчанными супругами. Она — его жена.

Чейенн взглянула в его лицо, в свете умирающего дня казавшееся нежным, и постаралась убедить себя в том, что все происходящее между ними по ночам относится исключительно к области секса.

Но нежность в глазах Каттера спорила с силой охватившего его желания. Он поцеловал ее в губы с такой беспредельной лаской, что в этот миг она ощутила себя не только желанной, но и любимой.

Но вслух Каттер ничего не произнес.

Поцелуй его, мягкий, бережный, становился все требовательнее. Чейенн тяжело задышала. Вся дрожа от нетерпения, она выгнулась ему навстречу.

Он теперь ее муж.

Она все время убеждала себя в том, что общение с Каттером чревато опасностями для нее, что их брак ничего не означает. Ровно ничего. Что это брак по необходимости.

Но нежность, стоявшая за страстью Каттера, вызвала в Чейенн новый прилив доверия к нему. Руки, губы, язык Каттера ласкали так бережно, что она на миг уверовала: этим человеком движет не только похоть.

Доведя ее до экстаза и сам испытав оргазм, Каттер, успокоившись, примостился с ней рядом как большое насытившееся животное.

Пока они лежали, прижимаясь друг к другу разгоряченными телами, покрытыми испариной, на них снова накатило неуемное желание.

— Мне хочется пойти на берег и любить тебя в волнах прибоя, — прошептала она ему на ухо.

Он откинул влажные пряди волос с ее лба.

— Там, где ты впервые увидела меня и спасла? — К ее удивлению, он произнес эти слова так, словно все семь лет лелеял в душе эти воспоминания.

— Почему ты женился на мне? — спросила Чейенн.

— Я хотел тебя. И ничего не мог с собой поделать. Понимаешь? Мне надо было, чтобы ты стала моей. Даже если ты всего-навсего своего рода ведьма, сумевшая меня околдовать.

Это признание потрясло Чейенн.

Держась за руки, они вбежали в залитые лунным светом холодные воды прибоя. Опустившись на колени в бурном потоке, Каттер снизу вверх оглядел Чейенн и только затем потянул за собой... Вскоре внутренний жар настолько их согрел, что даже вода стала казаться теплее.

На них обрушилась волна. Затем вторая, осыпав их гирляндами жидких алмазов. Третья, четвертая...

А их сплетенные тела опускались и поднимались в темной круговерти воды, сверкающей в свете луны.

Потом он обтер ее полотенцем. Смеясь словно дети, они побежали обратно к дому. Вместе приняли горячий душ, вместе легли спать и вместе проснулись.

Но утром все предстало в ином свете.

Свадебный букет завял. Цветы на острове также все поникли. Первые холодные лучи восходящего солнца разрушили невероятную близость, соединявшую их, когда остров купался в теплом свете луны. С чувством вины Чейенн вспомнила умирающую мать, категорический отказ Каттера разрешить поехать проведать больную. Что же это за человек, который ночью любит ее с такой страстью, а днем отказывает в самой естественной просьбе?

Да и он с утра определенно испытывал неловкость в обращении с ней, даже настороженность.

Она все никак не могла забыть, как он бросил ее, забеременевшую.

Каттера тоже, очевидно, преследовали свои демоны — он проснулся хмурый, как бы расстроенный, а чем — она не знала. Обменявшись мимолетными поцелуями и неуверенными взглядами, они молча встали и оделись.