Книга Стриптиз - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было уже половина первого, когда ушел наконец журналист. Хозяин проводил его до двери и постоял некоторое время с ним на улице. Вернувшись, Леон направился к кассе, чувствуя себя несколько униженным из-за того, что должен обязательно отчитываться во всем перед женой. И едва он начал с ней говорить, как сразу же нахмурил брови, потому что американский офицер в штатском подсел за стол Мадо и завязал с ней беседу.
От Людо Селита позже узнала, что Леон говорил мадам Флоранс:
— Жюльен Биа того же мнения, что и я. Он находит, что она великолепна, и советует мне подписать с ней контракт на длительный срок.
Мадам Флоранс ответила:
— Большинство из них в первые вечера великолепны.
Это было действительно так. Точнее говоря, это было или все, или ничего.
Или они, охваченные паникой, проваливались, а то и просто убегали, или же сама их неумелость, волнение, которое они испытывали, представ перед публикой, все это действовало на зрителей и приносило поначалу некоторый успех.
И только позже, когда они принимались создавать настоящий номер, возникали серьезные трудности, и крайне редко кому удавалось их преодолеть.
Так что владельцы кабаре попадали порой в затруднительное положение, не зная, как обновлять программы.
Но мог ли Леон после прогулки на острове не быть оптимистом?
— Она поняла. Эта девочка оказалась гораздо умнее, чем я думал. Вводит в заблуждение робкий вид. А ты знаешь, что она сказала журналисту:
«Обязательно нужно, чтобы у зрителей складывалось впечатление, что они видят не выступление артистки, а просто застают женщину в интимной обстановке, когда она раздевается». Она добавила: «А так как я не артистка и у меня нет никакого опыта, то для меня это будет нетрудно.
«Если только приобретаемый опыт не заставит вас невольно измениться», резонно заметил наш друг Биа.
А она в ответ:
«Я постараюсь остаться такой, какая я есть, и не буду менять ни образ жизни, ни взгляды».
Было уже половина второго, когда Людо пересказал этот разговор Селите, а хозяйка тем временем, сославшись на то, что она с самого начала вечера испытывает боль, отправилась домой, чтобы лечь, хотя она крайне редко оставляла кабаре на попечение мужа.
Селита задалась вопросом, а не был ли этот уход своеобразной уловкой, довольно наивным способом произвести впечатление на Леона, но все же никуда не денешься от того, что мадам Флоранс уже в течение некоторого времени плохо выглядит и ездила на прием к гинекологу.
А дела с Мадо зашли значительно дальше, чем предполагали, и было невозможно сказать, кому пришла в голову эта почти гениальная идея — самой Мадо или Леону?
Когда Леон разговаривал с женой сразу после ухода журналиста, он пересказал ей то, что заявила Мадо Жюльену Биа:
— «Постараюсь остаться такой, какая я есть, не буду менять ни образ жизни, ни взгляды».
Тогда репортер, не без иронии, оглядел все вокруг и возразил ей:
«Это будет нелегко, учитывая, что вы здесь будете проводить ваши ночи».
И добавил, поднимая бокал:
«И будете пить шампанское и виски с посетителями».
Разве не был ответ Мадо гениальной находкой?
— «Вот почему, — сказала она, — я буду просить мадам Флоранс разрешения избавить меня от всего этого, что выгодно не только мне, но и ей. От того, что я буду сидеть в зале или в баре, мало проку, какая из меня „завлекательница“? К тому же, если зрители увидят меня за этим занятием, то не будут верить в тот образ, который я создаю. Поймите же! Я должна сохранять облик юной, неиспорченной девушки».
Должно быть, она говорила, поглядывая на хозяина, уверенная в его поддержке. Может, он и подал ей эту идею, или же она придумала все сама. В таком случае ее действительно следовало опасаться.
Вероятно, он был польщен, этот дурак — самец могучий» тем, что она избежит контакта с другими мужчинами? Что именно произошло между ними на островах? Селита склонялась теперь к мысли, что ничего не произошло. Мадо, по-видимому, изображала из себя бедную, обиженную девушку, которую два неудачных сексуальных опыта — нет, три, потому что был еще эпизод в Марселе, — ранили, она чувствовала себя запачканной и просила дать ей время, проявить по отношению к ней терпение и нежность.
— Прекрасно сыграно! — не могла не сказать Селита, обращаясь к Людо.
— Вы первая почувствовали, к чему идет дело! Я начинаю думать: а не лучше ли для всех было бы, если бы инспектор Мозелли забрал ее без рассуждений?
— Ну а что ему ответила мадам Флоранс?
— Они пока не приняли никакого решения. Хозяйка правильно поступила.
Впрочем, как раз в это время она заговорила о боли в животе и заявила, что не сможет досидеть до закрытия.
Это тоже было неплохо сыграно, ибо бывают случаи, когда нужно уметь отступать. В этот вечер, сидя у кассы, она невольно стесняла мужа, которому начинало казаться, что она внимательно следит за каждым его шагом, ион злился. Разве мужчины не испытывают потребности чувствовать себя свободными?
Ее болезнь, какой бы она ни была, пришлась кстати. А Мадо после второго сеанса не вернулась больше в зал. Она спустилась по железной лестнице в шляпе, с сумочкой в руке, как будто здесь была гостьей. Леон проводил ее до двери, потом вышел с ней на тротуар.
Он, однако, не пошел с Мадо в ее отель, а быстро вернулся, зашел за стойку бара, где снял телефонную трубку и позвонил домой.
— Это ты? — спросил он вполголоса. — Как ты себя чувствуешь?.. Ты приложила электрогрелку? Здесь все в порядке… Алло!.. Подожди… Сейчас скажу…
Леон оглядел зал.
— Осталось еще человек двадцать. Закроемся рано…
Флоранс не задавала ему вопросов по поводу Мадо. Хозяин сам в конце разговора счел необходимым добавить, чтобы успокоить жену:
— Я малышку отправил спать. Она просто валилась с ног от усталости.
— Двойное виски, Людо, — громко потребовала Селита.
— Вы это серьезно, мадмуазель?
Она энергично кивнула. Ее охватило безысходное отчаянье. Это была не столько печаль, сколько ощущение безнадежности и отвращения ко всему. Ее бесило, что такой мужчина, как Леон, считавший себя самцом высшей пробы, каким она его и воспринимала, вдруг оказался в сетях этой маленькой интриганки.
Снова, уже в который раз, Селита почувствовала себя жертвой несправедливости.
Ибо она сама хотела, чтобы Леон пришел в точно такое же состояние, но только из-за нее, и, конечно же, она бы добилась этого совсем другими, более достойными средствами.
Это была бы игра, но совершенно естественная. Из них уже начала складываться пара сильная и страстная, раздираемая столкновением самолюбий и желанием обуздать друг друга, с тем чтобы в конце концов снова соединиться.