Книга Геббельс: Нацистский мастер иллюзий - Даниэла Озаки Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мере ухудшения ситуации пропаганда использовала технику преувеличения, чтобы побудить граждан продолжать военные действия. Например, пресса, радио и плакаты неоднократно использовали такие фразы, как: «фанатичные усилия», «фанатичная решительность», «фанатичная позиция». Иногда для усиления прилагательного «фанатичный» добавлялись и другие характеристики: «холодный фанатизм и горячая ненависть» (kaltem Fanatismus und heissem Hass), «святой фанатизм» (heiligem Fanatismus), «дикий фанатизм» (wildem) или упрямый (trotziger).[225]
* * *
После капитуляции Шестой армии под Сталинградом, вопреки приказу Гитлера продолжать борьбу до конца, пришло время Германии столкнуться с катастрофическими результатами. Эйфория от немецких побед подошла к концу, как и обещание победы и престиж вермахта как непобедимой армии. Чтобы установить политический контроль над ситуацией, оказавшейся катастрофической, Геббельс решил объявить трехдневный траур, во время которого будут закрыты все театры, кинотеатры и другие развлекательные заведения. С этого момента он начал политику радикализации в Германии, которая, как он надеялся, приведет к восстановлению сил и позволит Германии преодолеть тяжелое материальное, моральное и умственное положение. После этого поражения в статусе Геббельса началась характерная (и довольно ироничная) тенденция, которая продолжалась до конца войны. По мере роста его статуса и власти в режиме, власть Германии и ее верховного лидера Гитлера снижалась. В своей речи, произнесенной 31 января 1943 года, Геббельс предупредил свою аудиторию, что «есть только один грех… трусость сердца!». Несмотря на пережитую катастрофу, немцы должны были преодолеть ее и закалить свои сердца, сказал он.[226] А в своей знаменитой речи в берлинском Sportpalast 18 февраля 1943 года, с большим транспарантом за спиной «Тотальная война — самая короткая война», он снова призвал к «тотальной войне» и обратился к немецкому народу с призывом к солидарности и к тому, чтобы идти вперед к борьбе, до самой победы: «Англичане утверждают, что немецкий народ выступает против правительственного плана тотальной войны; хотите ли вы тотальной войны? Хотите ли вы, если понадобится, чтобы она была более радикальной и тотальной, чем все, что мы можем себе представить сегодня? Я спрашиваю вас, намерены ли вы следовать за фюрером и довести войну до победного конца, даже если это означает, что вы должны нести величайшее личное бремя?».[227] «Фюрер приказывает — мы повинуемся!». Аудитория одобрительно закричала. Геббельс продолжил свою речь: «Отныне нашим лозунгом будет «Восстань, и пусть разразится буря!»». Это последнее предложение Геббельс взял у Теодора Кёрнера, поэта времен восстания Пруссии против Наполеона.
Геббельс выступает с речью и объявляет экономический бойкот против евреев, Берлин, Германия, 1 апреля 1933 года. Архив фотографий Яд Вашем
Гюнтер Мольтманн утверждает, что после этой речи Геббельс вступил в самый важный этап своей карьеры.[228] Благодаря разработанному им «искусству» пропаганды и опубликованным статьям, значение Геббельса для нацистского руководства было подтверждено. До конца войны и поражения Германии, которое также привело к концу карьеры и жизни Геббельса, он служил главным консультантом Гитлера, оказывая огромное влияние на принятие решений в правительстве и став одним из самых влиятельных людей в нацистском режиме.
На последнем этапе войны возникла необходимость в мифах, чтобы объяснить тяжелые условия, в которых находилась Германия. Например, в фильме Kolberg Геббельс показал немецкому народу, что он должен был делать в то время. Он пытался показать им, что победа была достигнута благодаря гражданам, а не обязательно благодаря армии. Исторические факты показывают, что жители Кольберга, несмотря на их героическую позицию, в конечном итоге были разбиты французами, но Геббельс решил не замечать этот факт. Это показывает, как утверждает Дэвид Уэлч, насколько нацистское руководство погрузилось в мистический мир своего творения.[229] Режиссер фильма Вейт Харлан, который был также известным киноактером, сказал в интервью после войны: «Казалось, что Гитлер и Геббельс были одержимы идеей фильма и верили, что его пропагандистская сила будет больше, чем военная победа в России».[230]
Война Германии против сил зла, представленных в основном евреями, была одним из доминирующих мифов пропаганды Геббельса в последний год войны. Еврейская война (Der jüdische Krieg) придавала смысл тяжелым событиям, постигшим Германию.[231] Это нападение на евреев придало пропаганде единство, необходимое для сохранения ее влияния. Роберт Дж. Липтон писал о манипулятивном мире, характеризующемся «идеологическим тоталитаризмом». В таком мире существует четкое различие между чистым и нечистым — абсолютным добром и абсолютным злом. С помощью пропаганды создается впечатление, что все средства для достижения «абсолютного добра» этичны, разумеется, в глазах режима.[232] Немецкий народ и его руководство попали в эту паутину иллюзий: если они будут воевать со всеми, то все будут воевать с ними, и чем меньше милосердия они проявят, тем больше они смогут сплотиться для борьбы до конца. Вырваться из этого порочного круга не было никакой возможности.
Во второй половине войны, параллельно с поражениями вермахта и усилением бомбардировок мирного населения Германии, обещание использовать новые ракеты, магическое оружие возмездия (Vergeltung), стало одним из важнейших вопросов нацистской пропаганды.[233] Вернер Нойманн (1909–1982) был одним из самых влиятельных людей в этой области пропаганды и одним из менее добросовестных клерков в Министерстве пропаганды. Он просил немцев сохранять «настойчивость» (Durchhaltewillen) до тех пор, пока оружие не будет приведено в действие. В конце марта 1945 года он объяснил: «Когда фюрер говорит, что в этом году мы заставим исторические перемены, это наша реальность. На что это указывает? Мы не знаем. Фюрер знает».[234]
Это обещание было своего рода надеждой на месть союзникам за те страдания, которые они причинили населению, подвергшемуся бомбардировкам, и одновременно вселяло уверенность в фюрера, который все еще верил в победу Германии. Отчеты полиции СД указывали на тяжелое и подавленное настроение среди немецкого населения в то время, а также на «чувство обреченности и мрачности» (Untergangsstimmung), которое вызвало психическое состояние, описанное как «бомбардировочный психоз». В другом отчете СД уже в июле 1943 года было установлено, что никто больше не хотел слышать о Vergeltung от доктора Геббельса! Однако их вера в акцию возмездия оставалась единственной надеждой на прекращение бомбардировок. Только смертельный удар мог изменить ход войны.[235] Ракеты быстро прозвали Versager — неудача. На улицах обстреливаемых городов часто звучала фраза: «Ужасный конец лучше, чем бесконечный ужас».[236]
Большинство жителей обстреливаемых городов считали,
