Книга Донецкое море. История одной семьи - Валерия Троицкая

улыбнулась, заметив удивленный взгляд Игоря.

– Конечно, мы рады. Просто это уже спокойная радость, – объяснила она. – Знаете, когда за пациента бьешься, вырываешь его у смерти, а потом через несколько лет он к тебе приходит с цветами, конечно, ты радуешься, ты очень счастлив. Ты сделал свое дело, победил. Но ты не прыгаешь, как ребенок, не скачешь до потолка…

– Устали? – пристально посмотрел на нее Игорь.

– У нас одна медсестра недавно хорошо пошутила, – улыбнулась Татьяна Александровна. – Говорит, что у нее чувство, будто мы бежали-бежали восемь лет, легли на землю и почти умерли, а тут нас ставят на ноги и говорят: «А теперь все вместе бежим заново!»

– Да, – кивнул Игорь.

– Устали, естественно. Но не в этом даже дело, – продолжила она, задумчиво глядя куда-то в темноту длинного коридора. – Радуешься в детстве, когда отец пришел и неожиданно подарил тебе собаку. Просто так взял и подарил. А у нас заслуженное, выстраданное счастье. Честно заработанное.

– Кажется, закончилось! – прервала их разговор Лида. – Сейчас пойду узнаю.

Она легко и быстро вскочила на ноги и скрылась в темноте. Антонина Николаевна отправилась вслед за ней. Но люди и так все поняли и потянулись к выходу из бомбоубежища.

– Игорь, а вы на нашем гумскладе были? – спросила Маша, забрасывая вещи в рюкзак.

– В прошлый раз, в октябре, – ответил он. – Сейчас не был. Анатолий, мой водитель, один туда поехал, основной груз повез.

– Ах, как вам не повезло! Ведь у нас там совенок! – гордо сообщила ему Маша.

– Какой совенок? – не понял Игорь.

– Настоящий. С направления привезли. Снайперу на голову упал – прямо из гнезда. Что с ним делать, парни не знали, вот сюда и привезли. Не знаете, чем его кормить?

– Не знаю… – растерянно пожал плечами Игорь.

– Курицей, – сказала неожиданно появившаяся из темноты Лида. – Вырастет, будет вам мышей ловить. Вместо кота.

– Правда? – обрадовалась Маша. – Они мышей едят?

– Калинина, ты как биологию сдала? – скептически посмотрела на нее Лида.

Маша показала ей розовый острый язык, и ее камуфляж тут же, как по волшебству, растворился в толпе. Обстрел был очень долгим, все страшно устали и спешили наверх. Подвал наполнился гулом человеческих голосов.

– Как у меня голова разболелась, – вздохнула Катя.

– Катюш, как лежачих поднимем, сходи прогуляйся, – ласково обняла ее за плечи Татьяна Александровна. – Купи нам что-нибудь к чаю, ладно? Игоря заодно проводишь.

Больных они подняли быстро. Катя даже успела поставить три капельницы – Антонина Николаевна пообещала, что сама их снимет. А Игорь ждал ее в вестибюле, уткнувшись в свой смартфон.

– Как ваш водитель? – спросила Катя, накидывая куртку прямо на больничный халат.

– А, все нормально! – радостно поднял он голову. – Он там с вашими ребятами на складе пересидел. Он вообще спокойный мужик – как танк. Оказывается, обе чеченские прошел. А я до спецоперации этого и не знал, хотя он у меня десять лет проработал. Стыдно, конечно. И за сегодняшний день стыдно.

– Почему? – присела рядом с ним Катя.

– Все же заметили, как я испугался, – смущенно ответил он. – Я все-таки офицер. Хоть и запаса.

– Не берите в голову, – улыбнулась ему Катя. – Это с непривычки. Это нормально. Другое, скорее, ненормально.

– Люди у вас стальные! – с уважением произнес Игорь.

– Стальных людей не бывает, – возразила Катя. – Это только кажется, что люди привыкли. А у нас половина города с инфарктами лежит. Где вас водитель будет ждать?

– На перекрестке, у сквера.

– Хорошо, нам по пути!

Они вышли из здания больницы. На улице был легкий мороз, падал редкий серый снег – похожий на порох, и уже не таял. Зима для Донецка наступила довольно рано. В городе, пусть и фронтовом, наполненном запредельным горем, все дышало предновогодним настроением. Витрины магазинов за месяц до праздника были украшены разноцветной мишурой. Катя вчера с двумя мальчиками из Рязани тоже развесила гирлянды в нескольких палатах. Ей хотелось чуда. Сильней чем в детстве.

– Одноклассники у вас удивительные! – воскликнул Игорь, когда они проходили мимо машин скорой и пузатых уазиков. – Я все на вас смотрю… Просто поражаюсь! Какие же вы!

– Какие? – искренне удивилась Катя.

– Вы… как раньше! – задумчиво ответил Игорь. – Знаешь, я с вашими людьми говорю, и у меня такое чувство, что я в свое прошлое вернулся. В свое детство, в свою юность… Вы как будто оттуда, из той страны! А Маша – так просто чудо-чудное.

– Да, Маша как солнечная батарейка, – согласилась Катя. – Греться рядом с ней можно. У нее старший брат погиб в боях за аэропорт, еще тогда. И отец был ранен, он инвалид, полностью ослеп. И мамы давно нет. Она сейчас мечется между работой и передовой – ребят своих бросить не может. Но я светлее человека не знаю.

– А как же ее отец? – невольно вздрогнул Игорь. – Кто за ним ухаживает?

– Да, в общем, никто. Мы, конечно, сначала дежурство классом установили – каждый день ходили. Но он ругался очень. Он гордый! Сейчас раз в три дня продукты ему заносим. Вот он, кстати, 21 февраля радовался как ребенок! – счастливо улыбнулась Катя. – Маша говорит, он прыгал до потолка, она его таким никогда в жизни не видела! Потом ночью плакал…

Игорь резко остановился, увидев вдалеке поднимающийся столб дыма.

– Куда-то попали, – сказала Катя. – Там частный сектор и складские помещения… А класс у нас, действительно, хороший. Мы все спаялись. Почти сразу, как началась война. Наверное, после того как Витю похоронили. Это сын Татьяны Александровны.

– Какой Татьяны Александровны? – не сразу понял Игорь. – Вот этой красивой женщины, медсестры? С которой вы работаете?

– Да, ее, – быстро кивнула Катя. – Витю в октябре четырнадцатого убили. Потом нашу учительницу русского, потом у одной девочки маму. Мы их всем классом хоронили. Почти всей школой. Лиду у нас ранило, она полгода дома лежала. А это был выпускной год, и мы по очереди к ней ходили каждый день, и учителя тоже, – вспоминала Катя. – Так спаялись, сроднились. У нас почти все, кто тогда уехал, вернулись. Трое ребят сейчас воюют. Один – Саша Колесников – весной погиб. Да, класс у нас хороший. У меня и курс на филфаке очень хороший был.

– Катя, а почему ты на филфак поступила?

– Не знаю, – просто улыбнулась она. – Я вообще не представляла, куда поступать, у меня уже такая паника была! А потом вдруг подумала: раз я родилась в день филолога, может мне туда дорога? Папа долго смеялся, но ход мыслей ему понравился.

Снегопад стал сильнее, поднялся ветер, и Катя очень пожалела, что не надела шапку.

– Я должен был больше вам