Книга Учитель из Юрюзани - Леонид Николаевич Сурин

расспросы.

— В школе учишься?

— Учусь.

— В каком классе? В пятом или в шестом?

— В шестом.

— Ага, я так и думал…

Они поговорили еще минут пять о футболе, о погоде и других занимательных вещах, причем Сережка очень рассудительно, совсем как бухгалтер Модест Фомич, высказал весьма глубокое философское суждение о том, как хорошо было бы, если бы подольше простояла сухая погода, а потом бы уже сразу пришла зима, и его собеседник согласился, что это было бы хорошо. Потом Сережка рассказал о своих друзьях Илье и Витьке, а Василий заметил, что настоящая дружба — это великая вещь! И, наконец, Василий совсем неожиданно сказал: — А что мы, в самом деле, стоим тут. Пошли к нам что ли, там побеседуем. Хочешь ко мне в гости?

Еще бы! Конечно, Сережка хотел. Но все это вышло так неожиданно и просто, что он растерялся и ничего не смог сказать, а только молча кивнул головой…

В маленькой комнатке, куда привел его Василий, первое, что бросилось в глаза Сережке, это большой стол у окна. На нем стояла лампа с красивым зеленым абажуром. На столе было много книг, газет, тетрадей и каких-то бумажных свертков. Но все лежало в строгом образцовом порядке.

— Вот это и есть мои аппартаменты. Прошу садиться, — шутливо сказал Василий. Сережка не знал, что такое «аппартаменты», но все-таки сел на краешек стула и, чтобы преодолеть неловкость, стал разглядывать книги.

«Физика твердого тела» — прочитал он на одной из книг. «Русская техника» — значилось на другой толстой книге. Здесь были также «Химия», «Астрономия», «Немецкий язык», «История СССР», и на каждой из этих книг Сережка встречал одни и те же надписи: «Учебник для 10 класса средней школы».

Было непонятно, чьи же это учебники, если в квартире кроме Василия и его старушки-матери никто не живет, и кое-как набравшись храбрости, Сережка, не утерпев, спросил:

— А… а… чьи же это книги?

— Учебники-то? Мои. Я же в школу хожу.

Василий взял одну из книг и любовно погладил по корешку.

Сережка насупился. Стоило приглашать в гости, чтобы смеяться! Будто он, Сережка, не знает, что Василий работает на заводе.

— А ты чего надулся-то? — удивленно спросил Василий. — Думаешь, посмеяться над тобой решил? Вот чудак-человек? Да я же на самом деле в школу хожу. Только она для взрослых, и занимаемся мы по вечерам, после работы. Кончу вот десятый класс и в институт пойду. Очень хочется мне инженером стать. Как думаешь, получится?

— Должно бы, — солидно кашлянул Сережка, очень довольный тем, что с ним разговаривают, как со взрослым, понимающим человеком.

— Я тоже так думаю, — улыбнулся его собеседник, обнажая в улыбке белые ровные зубы. — Должно получиться! Потому что, если человек твердо решил чего-нибудь достигнуть, он в нашей стране обязательно этого добьется! Вот ты, к примеру, кем мечтаешь быть.

Сережка задумался на мгновение и робко проговорил:

— На завод бы мне…

— На завод? Что ж… желание похвальное. А что бы ты на заводе хотел делать?

— Токарем… как вы…

— Токарем? Как я? А ты видел когда-нибудь, как токари работают?

— А как же! Мы весной на экскурсии в заводе были. Я… я видел, как ваша бригада работает.

— Ну, и как, по-твоему, трудно работать токарем?.. Ты бы смог?

— А чего ж там трудного-то! — осмелев, сказал Сережка. — Конечно бы смог! Только бы дали!

— Вон оно что! — Василий с изумлением посмотрел на рыжую голову Сережки, словно только сейчас уразумел, что перед ним не кто иной, как Сергей Свистунов. — А чего бы ты у станка делать стал?

— Чего? — Сережка задумался. — Надо взять деталь и зажать ее в станок.

— Ну, предположим. Что же дальше?

— Потом… потом подвести такую остренькую штучку.

— «Штучку»?!

— Она еще резцом называется, — заторопился Сережка.

— Так. И что же дальше?

— И… и включить станок.

— По-твоему, выходит так: зажать деталь, включить станок, подвести «штучку» и — дело готово? Н-да… Представление о токарном деле у тебя, дорогой друг… примитивное, чтобы не сказать больше… Ладно! Выясним сейчас, каков из тебя токарь! Держи карандаш, бери бумагу! Представь себе, что ты на самом деле токарь, а я — твой начальник цеха. Представил?

— Представил.

— Твой станок дает скорость резания, скажем, двести семьдесят пять метров в минуту. Записывай: двести семьдесят пять. Записал? Хорошо. И при этой скорости резания ты обрабатываешь деталь (какую — неважно)… скажем, за девять с половиной минут. Записал?

— Записал.

— У тебя как отца-то звали?

— Тимофей Михайлович.

— Ага! И вот я, как начальник цеха, прихожу к тебе и говорю: Сергей Тимофеевич, обрабатываете вы деталь за девять с половиной минут. Это, конечно, не плохо, но деталь-то уж очень важная, для тракторов. А этих самых тракторов колхозники в деревне ждут не дождутся. Они им вот как нужны! А что если мы увеличим скорость резания на вашем станке на сто тридцать метров в минуту? Станок такую нагрузку выдержит свободно. Ну-ка, Сергей Тимофеевич, подсчитай, сколько ты тогда деталей обточишь за один час. Вы пропорции-то проходили?

— Про… проходили, — неуверенно сказал Сережка.

— Значит, это тебе — раз плюнуть! Решай!

Сережка склонился над бумагой и наморщил лоб. Прошло четыре, пять, десять минут… Сережка пыхтел над листом бумаги, ничего не замечая вокруг, но если бы он поднял глаза, то заметил бы, что его собеседник, не отрываясь, смотрит на него внимательно и насмешливо. Прошло еще три минуты, наконец, и Василий склонился над листом.

— Так, так… А ну, посмотрим, что у нас получается… Двести семьдесят пять плюс сто тридцать будет четыреста пять метров в минуту. Это — новая скорость резания металла. Так. Правильно! Ну-с, взглянем, что у нас получается дальше… Постой, постой! Скорость резания мы увеличили, а деталь стали обрабатывать в несколько раз дольше. Вот так достижение! Нечего сказать! Разве так составляют пропорцию? Стой-ка, стой, да ты и множить-то, оказывается, не умеешь! Пять помножить на девять, сколько будет?

— Сорок… сорок пять.

— А чего же ты пишешь «сорок шесть?» Вот и сели мы с тобой в галошу, товарищ токарь. Что молчишь?!

Сережка, чувствуя, как горят его щеки и уши, готов был провалиться сквозь землю, если бы это было возможно, а Василий безжалостно продолжал:

— Я-то думал, что ты в арифметике так же силен, как и в футболе. Теперь вижу: ошибся! Да будь я, действительно, начальником цеха, а ты у меня в цехе токарем, я бы такого неграмотного токаря дня не стал на заводе держать! И чего это только у вас в школе за математик, если даже таблице умножения вас не научил. Так, наверное, ни