Книга Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв. - Ольга Игоревна Тогоева

ее владельцу не только разбогатеть — не менее важным считалось ее использование в качестве сильнейшего приворотного средства. Не случайно анонимный автор Mesnagier de Paris, ссылаясь на Catholicon доминиканца Иоганна Бальба (1286 г.), советовал своим читательницам использовать корень этого растения или его плоды для повышения фертильности[460]. Таким образом, упоминание о мандрагоре в списке д'Эстиве уточняло суть дела: Жанна д'Арк подозревалась не просто в занятиях колдовством, но — имплицитно — в склонности к любовной магии, которую применительно ко двору любого правителя Иоанн Солсберийский выделял особо[461].

Как будто в подтверждение его теории следующие статьи предварительного обвинения оказывались посвящены началу политической карьеры Орлеанской Девы и были связаны непосредственно с ее пребыванием в Нефшато. В статье X сообщалось, что именно в тот момент, когда она оставила службу у хозяйки постоялого двора, ей начали являться св. Михаил, св. Екатерина и св. Маргарита, настаивавшие на ее отъезде «во Францию», дабы снять осаду с Орлеана, короновать дофина Карла и изгнать английских захватчиков. Под влиянием этих «голосов» Жанна покинула отчий дом против воли своих родителей и отправилась в Вокулер к Роберу Бодрикуру[462].

Уход женщины из дома рассматривался в Средние века как событие крайне предосудительное, поскольку оно неминуемо вело к социальной деградации беглянки, к ее превращению в падшую женщину, а иногда — и в ведьму[463]. Не случайно автор «Хроники Девы», созданной в Орлеане в 1460-е гг., счел необходимым подробно описать обстоятельства отъезда Жанны д'Арк из Домреми, всячески оправдывая ее поступок и утверждая, что она «вовсе не хотела их (родителей — О.Т.) обесчестить и не боялась их, но не осмелилась сказать им об этом, поскольку сомневалась, что они позволят ей осуществить задуманное»[464]. Намерение Жанны «одеться в мужское платье, сесть верхом на лошадь и отправиться к королю» вызвало у Робера де Бодрикура, по мнению автора «Дневника осады Орлеана» (1460-е гг.), лишь смех и желание отдать ее солдатам «для сексуальных утех»[465]. Особое звучание на этом фоне приобретал и упомянутый в статье X списка д'Эстиве сон отца Жанны о ее возможном уходе из дома вслед за военными: Жак д'Арк якобы говорил своим сыновьям, что предпочел бы своими собственными руками утопить дочь, но не допустить подобного позора — превращения девушки в армейскую проститутку[466].

В данном контексте совершенно особое звучание приобретало и обвинение в ношении Жанной мужского костюма (статьи XII–XVI)[467]. Ведь женщины, сопровождавшие в Средние века войско, обычно носили именно такое платье. Немецкий хронист Эберхард Виндеке, посвятивший в «Книге об императоре Сигизмунде» (ок. 1380–1440 гг.) несколько страниц Орлеанской Деве, пересказывал, в частности, легендарную историю об изгнании проституток из французского лагеря. Как сообщал автор, передвигались эти дамы верхом и были одеты в доспехи, а потому никто — кроме самой Жанны — не мог заподозрить, что это — женщины[468].

В письмах о помиловании первой половины XV в., которые получали французские солдаты, можно встретить достаточно упоминаний о femmes de péché, ribaudes, garses, barcelettes, бывших их «подружками» или «служанками». По мнению Филиппа Контамина, постоянное присутствие «проституток в мужском платье» или «девушек в одежде пажей» в армии дофина Карла в полной мере объясняло негативное отношение его противников к Жанне д'Арк, одетой точно так же[469]. Они обзывали ее «развратницей и проституткой»[470], «проституткой арманьяков»[471], «проституткой и ведьмой»[472]. Целый «букет» обидных прозвищ был собран в «Мистерии об осаде Орлеана» (рубеж XV–XVI вв.), где также переплетались обвинения в проституции и колдовстве[473] (Илл. 7).

На мой взгляд, список Жана д'Эстиве был специально выстроен таким образом, чтобы упоминания о мужском костюме Девы шли сразу после рассказа о постоялом дворе и его подозрительной хозяйке. Познакомившись с девицами легкого поведения и став одной из них, а затем покинув навсегда отчий дом, Жанна, с точки зрения прокурора суда, отправилась под Орлеан вовсе не в качестве военачальника, а как обычная армейская проститутка.

Этапы ее пути из Вокулера в Шинон, из Шинона в Сент-Катрин-де-Фьербуа, а оттуда — под стены осажденного Орлеана были восстановлены в следующих статьях обвинения (XVII–XXIII). Однако в описание хода военных кампаний оказались включены теперь уже прямые указания на то, что Жанна использовала для достижения своих целей исключительно колдовство. Жан д'Эстиве утверждал, что девушка пообещала дофину Карлу три вещи: снять осаду с Орлеана, короновать его в Реймсе и избавить его от противников, которых «с помощью [магического] искусства она или убьет или прогонит прочь»[474]. Для придания большего веса своим словам она «использовала предсказания, повествуя о нравах, жизни и тайных деяниях некоторых людей…, похваляясь, что узнала об этом посредством [данных ей] откровений»[475]. Лишь при помощи демонов она смогла отыскать меч в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа[476], и даже содержание письма, посланного девушкой англичанам, свидетельствовало о ее связи со «злыми духами», которые выступали ее постоянными советчиками[477].

Итог размышлениям д'Эстиве на тему колдовства подводила статья XXXIII: «Также Жанна самонадеянно и дерзко похвалялась, что [может] предвидеть будущее, ведает прошлое и [может] узнать о делах тайных, происходящих в настоящем, присваивая себе, простому и невежественному человеческому созданию, то, что мы приписываем Божественному»[478]. Победы Девы, утверждал прокурор руанского трибунала, оказались добыты неправедным путем — посредством магии, к которой эта проститутка была особенно склонна. Воспользовавшись женскими чарами и завоевав доверие дофина Карла, она при помощи колдовства давала ему ложные обещания: то были не откровения Свыше (revelatio), как она всех уверяла, но дьявольские иллюзии (divinatio), прельщавшие ее правителя.

Представленная в таком виде история Жанны д'Арк вполне укладывалась в схему, некогда предложенную Иоанном Солсберийским. Тем не менее, «Поликратик» отнюдь не являлся единственным источником вдохновения для Жана д'Эстиве. Трактат знаменитого английского схоластика вовсе не затрагивал тему военной помощи, которую король мог получить от женщины, приближенной к его особе, тогда как прокурор руанского трибунала делал на ней главный акцент и использовал в данном случае иные авторитетные тексты.

* * *

В списке д'Эстиве — да и во всех прочих откликах современников на военные победы Жанны д'Арк — основное внимание всегда уделялось снятию осады с Орлеана. Захват его англичанами означал бы, по-видимому, их окончательную победу и конец Столетней войны, поистине трагический для Франции[479]. Так, к примеру, считал венецианский купец Панкрацио Джустиниани, писавший отцу из Брюгге 10 мая 1429 г.: «…если бы англичане взяли Орлеан, они легко смогли бы стать хозяевами Франции и