Книга Дети Антарктиды. На севере - Даниил Корнаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда голодные времена закончились, он стал работать помощником в гараже, выполнял мелкие поручения вроде подай-принеси, не более. Жил он один, в небольшой комнатке, если не ошибаюсь, по соседству с Домкратом. Так вот, уж не знаю как, но между Денисом и Таней возникла сильная любовь, они друг в друге души не чаяли. В те годы Таня, ей было четырнадцать, иногда приглядывала за мной десятилетней, и постоянно рассказывала про Дениса с придыханием, только и болтала о нем, и по секрету говорила мне, как они вместе скоро уедут в «Мак-Мердо», на станцию, где никогда не идет снег и намного теплее. Я до сих пор помню ее мечтательное лицо, а еще помню Надю, которая постоянно с ней ругалась насчет Дениса и все говорила сестре, что ей нужно позаботиться о себе и не тратить время почем зря, особенно в ее возрасте. Как ты уже понял, Надя совершенно невзлюбила Дениса, а уж почему, так это только одному Богу известно. Так они ругались, долго ругались, пока не случилось страшное.
Маша на минуту замолчала, словно набираясь сил продолжить рассказ.
— В одно декабрьское утро в гараже недосчитались одного вездехода, а немного погодя заметили исчезновение Дениса и Тани. Скоро все сразу стало понятно, оба они сбежали, и не абы куда, а в «Мак-Мердо». Я вспомнила рассказы Тани про американскую станцию и все рассказала Нади. Потом она стала убеждать моего дядю пуститься в погоню, несмотря на нехватку ватт, но тот отказал ей. Тогда уж мой папа втихую ей помог, снарядил небольшой вездеход с командой и отправились вдогонку, только вот все это оказалось бестолку. Они проехали километров сто, но не нашли и следа угнанного вездехода и были вынуждены развернуться из-за кончающегося электричества — тогда аккумуляторы были куда прожорливее, нежели в наше время, да ты это и сам знаешь. Когда дядя Миша узнал про выходку моего папы, он впредь строго-настрого запретил вылазки на вездеходе и усилил охрану гаража, руководствуясь все той же нехваткой электричества. Папа рассказывал, что пытался переубедить брата продолжить поиски, но тот не соглашался ни в какую, говоря, что это равносильно поиску иглы в стоге сена. Здесь я с дядей соглашусь, ты и сам наверняка знаешь какого это — вести поиски в этой снежной пустыне. В итоге всё свернули, и про Дениса с Таней ничего не было слышно долгих два месяца, до тех пор пока один из идущих к «Прогрессу» вездеходов из иранской «Тахадди» случайно не наткнулся на вездеход, застрявший в заструге. — Маша снова печально выдохнула и быстро произнесла: — Там они и нашли их, два замерзших трупа, Дениса и Таню.
После услышанного перед Матвеем вспылили белые, покрытые инеем лица еще совсем детей. Образ этот был столь ярок, что у него закружилась голова и сделалось дурно. А еще немного погодя он вспомнил «Снежную мышку», маленький вездеход, с которым они столкнулись, когда покинули «Восток».
Матвей хорошенько запомнил, что именно тогда сказала Надя, оказавшись в салоне крохотного вездехода:
«Надо сжечь здесь всё»
«Нельзя оставлять их вот так. В таком… виде».
— Но это еще не все, — внезапно продолжила Маша и посмотрела на Матвея. — У Тани нашли дневник, где она вела личные записи. Как выяснилось, они бежали потому, что Таня оказалась беременной.
На улице как будто темнее, да и ветер немного усилился.
— Одно я знаю наверняка: Таню бросится наутек заставили мысли о гневе старшей сестры, когда та узнала бы о ее положении. Папа рассказывал мне, что последнюю часть дневника Тани он не читал, поскольку его забрала Надя. Лишь одной ей известно, что именно писала ее сестра прежде чем замерзнуть насмерть. — Она облегченно вздохнула и произнесла: — Вот такая вот печальная история.
— Теперь хотя бы мне понятно, почему она так привязалась к Арине, не хочет повторения случившегося с ее сестрой, — проговорил Матвей, поглядывая на заново открывшуюся для него прогрессистку, как совершенно нового человека с непростой судьбой. — Но все же, при чём здесь Тихон? Я не понимаю ее ненависти к парню.
— Мне кажется, это довольно очевидно, — стала объяснять Маша, — я не психиатр, мне более близки точные науки, но здесь, я предполагаю, в лице Тихона она видит Дениса — мальчика, который способен натворить бед. — Немного погодя она добавила: — Не говоря уже об их схожести.
Теперь, взглянув на едва волочащую ногами Надю, Матвей испытывал к ней лишь чувства жалости. Вся ее скрытность, нежелание общаться и предпочтение оставаться наедине скорее со своей винтовкой, нежели с человеком, обрели вполне закономерное объяснение. Но все же она смогла открыться Йовану! В ту ночь, в метро, за сутки до вылазки в лабораторию и за день до его смерти, они были вместе. Матвей отчетливо помнил радостный голос Нади. Но, вполне возможно, то была заслуга Йована, способного разговорить и своей добротой очаровать самого черствого человека во всей Антарктиде и за ее пределами.
— Только прошу тебя, не говори никому о том, что я тебе рассказала, — прошептала Маша. — Пускай это останется между нами.
— Хорошо, — пообещал Матвей. — Я никому не скажу.
Словно в качестве благодарности ее рука снова нырнула в его карман, и собирателю сделалось теплее.
Сгущались сумерки, и совсем скоро предстояло отыскать место для ночлега. На этот раз удача улыбнулась им, и они набрели на очередной безымянный поселок, расположенный недалеко от берега озера. Там смогли отыскать более-менее сохранившийся домик, устроиться как следует, развести костер и почти сразу заснуть. Денек выдался чрезвычайно тяжелым.
На следующее утро все семеро путников стояли напротив перекошенного указательного знака, найденного исландцем во время разведки дороги впереди.
Знак представлял из себя стальной лист с блекло-синим фоном. На нем белыми буквами были указаны названия трех городов и расстояние в километрах:
↑ Медвежьегорск 38
↑ Мурманск 821
Архангельск 525 →
Дорога к Архангельску представляла из себя доверху засыпанного шоссе, уходившее на восток в глухой лес, где терялось среди гущи елей и кленов.
Предчувствие в очередной раз не подвело Матвея, и посетившая его под минувший вечер тревога касаемо выбранного пути исчезла мигом, однако теперь появилась иная.
— Пятьсот двадцать пять километров⁈ — Юдичев схватился за голову. — Это ж… это ж… да до хрена это! Мы вчера от этого Медвежьегорска перлись весь
