Книга Пламенный покров - Ксения Леонидовна Кулимова

к почерневшему рту ещё один крупный кусок мяса, в двухстворчатую дверь из белой древесины робко постучали.

— Поесть спокойно не дадут… — Йонес тщательно вытер лицо салфеткой и, прикрыв мясо крышкой, позвал: — Прошу вас!

Внутрь, спотыкаясь о свои же ноги, вбежал послушник лет пятнадцати, с коротким конским хвостиком на голове и таким перекошенным лицом, будто в детстве его со всего размаху влепили носом в пол.

— Святой отец, в часовне уже все собрались! Вас ждут! — сипло выпалил мальчик, так взвинченно жестикулируя руками, что чуть не оторвал ручку от двери, за которую постоянно крепко держался, словно тонул в болоте.

— Да, конечно… Служба… Дай мне пять минут, отроше.

Святой отец подождал, пока дверь за парнем закроется, после чего наскоро проглотил оставшиеся куски мяса, жутко горчившие в горле, и вышел из зала, засунув промасленную блестящей чернотой салфетку в карман жилета. На проповедь он выходил в платье, но в этот раз пришлось прийти более официально, в сером костюме-тройке, что нисколько народ не смущало.

Широкими отчеканенными шагами, отбивая каблуками маршевую дробь, святой отец шумно вошёл в высокую белую дверь часовни с косяками, облицованными маленькими многокрылыми ангелами.

Он здесь бог, повелитель света и тишины. Тотчас же в здании вспыхнули диковатым синим пламенем свечи, сумрачной волной проливая свет на белоснежную паперть, длинные и узкие витражные окна из тонкого голубого стекла, ровные скамьи, серебристые ступени лестницы, нападающие звериным прыжком сверху своды потолка и икону.

Гигантский иконостас во всю стену, изображающий любимую картину Йонеса — он, крылатый и безупречно прекрасный, святым знамением побеждает страшных до бессознательного омерзения огненных демонов. Такие же благосклонные, но утопленные в смерти глаза, миролюбиво смотрели на горожан с холста и паперти.

Люди — женщины в белых платках, наивные дети, суровые мужчины и поражённые старики — сидели нервно журчащей гурьбой, с чистым вожделением и паническим благоговением подняв многочисленные глаза на своего бога.

Йонес встал за паперть, медленно, со смаком втянул носом холодный, сырой воздух, пропитанный запахом снега и размокшей лепнины, перебил на языке болезненный и грязный вкус крови, и раскрыл своё сердце.

Такое красивое название, и святой всё ещё им нежно гордился, как своим лучшим идеальным детищем. Читать песни из книги приносило блаженное удовольствие не только ему, но и слепо внимающим людям.

Это ли не истинное счастье, когда ты можешь владеть всем, просто раскрыв рот?..

6

— Давай поиграем в цвета, — в шутку ребячась, предложил Даглас, пока они с Лойс шли по широкой тропе, исполосованной в рыхлое болото грязными колёсами. С двух сторон всё так же кренился в чуткой спячке прозрачный лес, едва слышными ударами хрусталя звенели схваченные льдом ветки, и улёгшийся на землю ленивый ветер тщательно ровнял сверкающие сугробы вокруг мокрых серых стволов.

— Это как? — поинтересовалась девочка, со скучающим видом пиная перед собой ледышку. Её всецело сковало такое отвратительное тоскливое настроение, что хотелось упасть лицом в снег и не двигаться, как вмёрзшая в озеро лягушка. Это всяким интереснее, чем бесконечные деревья и Даглас…

— Ну, смотри. Я вижу что-то белого цвета. А ты должна отгадать, что это, — печник слегка наклонил голову, начиная входить в боевой азарт и с коварной ухмылкой на лице ожидая ответа девочки, но та лишь фыркнула и грубо пробубнила, угрюмо сведя брови:

— Даг, ты тупой? Сейчас зима, вокруг всё белое!

Её крушило такое неистовое желание демонстративно сесть в снег и замолчать, но она не любила капризничать, это казалось ей непростительной слабиной. Только отбросы из прихоти трепыхаются, у неё же ещё есть достоинство… или нет? Она же уже плакала, чем нарушила все каменные устои своей гордости.

Никому не хочется идти против себя и закапывать глубже в душу всё доверие, необоснованные страхи, слёзы… А для Лойс это в одночасье превратилось в печальное откровение, которое желательно скрыть.

Она же не слабая… просто дура.

— Ну, если потрудиться, можно найти много чего, — уже не обижаясь таким резким недовольным ответам, парировал мужчина. — Облако серое вон там, ветка рябины…

— Ну… я вижу что-то… — Лойс, сдавшись и опять решив поступить опрометчиво для себя, прищурилась. На самом деле ей нравилось подмечать интересные детали, тем более те, которые Даглас ни за что не отгадает. Есть повод посмеяться. — Что-то бурое. Нет, скорее рыжее. Рыже-бурое.

— Лиса что-ли? — Даглас увлечённо принялся всматриваться вперёд, пока Лойс, задиристо наморщив нос, наблюдала за его попытками.

Около утёса, за которым начиналось просторное поле из гладкого нетронутого снега, и правда стояло что-то рыжее. Только присмотревшись Даглас понял, что это низкий худенький старичок в лисьем полушубке и тёмной меховой шапке, надвинутой на самые глаза. Он крутил свои пышные седые усы, внимательно оглядывая окрестности и сжимая во второй руке двуствольное охотничье ружьё.

— Ничего себе углядела, — уважительно распахнул глаза Даглас и хвалебно потрепал девочку по голове. — Это тот охотник за утёсом.

Не успела Лойс согласно кивнуть, как старик их заметил. Его сморщенное лицо тотчас же растянулось в выражении удивления, перемешанного с дремучим ужасом, таким мрачным, что он весь обратился в одну большую дрожащую тень. После чего схватил ружьё двумя руками и козлиными скачками понёсся к путникам.

— Так, это не к добру, — охрипшим от неудачной неожиданности голосом подметил печник и потихоньку попятился назад, схватив замешкавшуюся Лойс под руку. Девочка не сразу поняла, что произошло, но, когда заметила воинственно бегущего на них деда, потеряшке почудилось, будто ей от ужаса вышвырнули сердце из груди.

— Демоны! Повадились ходить, клячи бессовестные! — басовито гаркнул старик, похожий на сороку, трещащую и пьяно покачивающуюся на ходу.

Даглас рванулся вперёд пыхтящим паровозом, аккуратно выбросил за руку Лойс перед собой, дабы не потерять из виду.

— Дед, ты не так понял! — попытался добродушно, насколько позволяло сбитое дыхание, сгладить положение печник, обернув назад голову, но получил только пулей по пробору.

— Молчи, скотина, дробью в пасть пущу! — целеустремлённо не унимался старый, на ходу ловко заряжая второе дуло.

Пуля, смертоносно крутанувшись, выскочила из трубы, сжатая искристым красным залпом и впечатляющим грохотом, от которого деревья хором встрепенулись от