Книга Грифоны Васильевского острова. Попаданец в альтернативное время - Юрий Григорьевич Корчевский

имеют никаких моральных принципов. Или граф все же заложил в них какие-то основы – что есть хорошо и что есть плохо?

Граф не признавал рабочего графика. Когда хотел – работал, не было настроения – отдыхал. В такие дни он уходил в оливковую рощу неподалеку или на берег моря, до которого час ходьбы пешком. Когда граф не работал, отдыхал и Матвей. В это время, получив разрешение Бернарда, юноша читал его книги из библиотеки. И не раз благодарил себя, что изучал латынь. Потому как прочитать записи древних ученых можно только зная язык. Для средних веков латынь была универсальным языком, который изучали в университетах, на котором писали ученые записки, даже поэмы.

Матвей уже имел кое-какой опыт в алхимии. То Пелю помогал, а ныне – графу Тревизо, то сам читал на эту тему книги, причем уже понимал, где опыты закончатся неудачей. Ученые книги – большая редкость и ценность, все рукописные экземпляры по пальцам пересчитать можно. И до нашего времени дошли единицы, ибо время и катаклизмы, а иногда и мыши, не щадили бумагу. В основном все алхимики писали о превращении металлов в золото, изредка о гомункулусах и никто – о даровании философским камнем бессмертия. Видимо, не получалось жить вечно. Хотя… Когда одного восточного правителя спросили, хотел бы он жить вечно, он отказался.

– Зачем мне видеть смерть жены, переживать смерть детей и внуков? Все должно идти своим чередом.

Так сказать мог только мудрец. Умных много, мудрецы встречаются редко.

Матвей не понимал, зачем Бернард проводит опыты. Золото он уже получил, а ничего другого превращение металлов не обещало. Когда Матвей заговорил о долголетии или вечной жизни – отмахнулся. Над гомункулусами он не работал, зато вдохнул жизнь в глиняных воинов. Или имел другую цель, о которой опасался говорить Матвею?

В основе желаний алхимиков лежали превращения одного вещества в другое. Алхимики считали, что если соединить в особом порядке разные первоэлементы в разных состояниях – твердом, жидком, газообразном, то можно получить любой известный материал. Сера отождествляла мужское начало, ртуть – женское, а соль – движение. Кроме желаний материальных – получение серебра, золота, были мистические – воскрешение мертвых, чтение мыслей. Для этого философский камень, называемый еще магистерием, употребляли внутрь в виде порошка или раствора. Исследованиями алхимиков были открыты многие вещества: фосфор, соляная кислота – либо полезные смеси, например порох, созданный китайскими алхимиками. Во многом опыты и открытия алхимиков были приняты химиками в университетах Болоньи (открыт в 1119 г.), Монпелье (открыт в 1189 г.), Парижа (открыт в 1200 г.).

В 1317 году папа Иоанн XXII предал алхимиков анафеме, и любой алхимик мог быть объявлен еретиком и подвергнут суду инквизиции. Но европейские правители, как и многие священники, покровительствовали алхимикам. Возможность получить от алхимиков много бесплатного золота затмевала любые запреты. Блеск золота ослеплял, подавлял доводы разума.

А потом Матвей понял, что сам превращается в подопытного кролика. Сначала заметил, что изменился вкус похлебки. Даже спросил об этом Алонсо. Тот ответил, что добавлял новые травы – тимьян. Какой у него вкус, Матвей не знал, принял на веру. Затем обратил внимание, что Бернард в последние дни ходит за ним, как привязанный, и вид у него такой, будто прислушивается. Матвей заподозрил, что его в чем-то хотят уличить, следят. Хотя повода для подозрений он не давал, чужой вещи сроду в руки без спроса хозяина не брал, не крал, постыдно это.

Прояснилось через неделю. Похлебка снова приобрела обычный вкус, а граф за столом проговорился:

– Мои многолетние изыскания пошли прахом, увы!

И вид у него был печальный.

– Вы о чем, учитель? Золото же получили!

– Презренный металл! Из него нельзя выковать нож, сделать гвоздь или щит для воина, слишком мягок. Я о другом. Создал немного магистерия в виде порошка и добавил в похлебку. Оба мы ее ели. И если бы все получилось, я мог бы читать твои мысли.

Матвей от таких слов аж подскочил на лавке. Так вот почему у похлебки был необычный вкус, почему граф старался быть рядом с ним! Пытался уловить мысли в голове ученика. Матвея такое признание покоробило. Мог бы известить! А то подсыплет в следующий раз неизвестно что – еще получишь неведомую болезнь, неизлечимую хворь вроде падучей. Это хорошо, что граф сознался в неудачном опыте, а мог и промолчать.

С этих пор Матвей пробовал еду. Возьмет в рот ложку похлебки, подержит. Нет ли необычного привкуса? Граф заметил, ухмыльнулся, но извиняться не стал. Не может дворянин извиняться перед простолюдином!

И снова потянулись опыты. Бернард объяснил, что на основе своего порошка хочет создать эликсир жизни. Матвей о таком не слышал и спросил:

– Для чего он нужен?

– Воскрешать мертвых.

– Зачем? Если человек умер, так надобно Господу. Или вы хотите стать равным Вседержителю?

– Человек всего лишь материя, живая материя. Вдохни в него жизнь, и он оживет.

– Но если он умер, то от какой-то причины. Либо от смертельной раны, неизлечимой болезни вроде чумы, оспы или проказы, либо от старости, когда органы изношены, как старая одежда. И еще. Будучи погребен, человек разлагается. Гнилая плоть, могильные черви, вонь, и в итоге остаются лишь кости. Стоит ли их оживлять? Любой испугается, увидев бродячий скелет – без глаз, кожи, наводящий ужас.

– Пожалуй. Ну так можно попробовать на недавно умерших.

Для себя Матвей решил, что если Бернар отправит его на кладбище раскапывать могилы, он сразу и бесповоротно покинет дом графа. На всякий случай он проверил наличие бумажки с записью цифр с вентиляционной трубы. Это шанс вернуться к прежней, привычной жизни. У графа он и так уже много увидел, аптекарь Пель еще не дорос до уровня знаний графа Тревизо. Хотя… У Пеля были грифоны и цифровые комбинации, способные переместить человека во времени и пространстве. И неизвестно, что лучше. Тем более Пель уже получил крупицы золота. Немного, но это может быть только началом.

Матвей уже задумываться стал, не вернуться ли в родной Санкт-Петербург. У Бернарда он много чего увидел необычного, даже смог разгадать, как и почему это происходит. Но обиделся, когда граф решил поставить втихомолку над ним опыт. Если бы попросил разрешения, рассказал о сути, получил бы согласие. Легко решил распорядиться чужой жизнью. Впрочем, свою граф тоже не очень жалел, поскольку некоторые опыты проделывал над собой, не зная, чем они закончатся. Позже ученые стали ставить опыты над животными и, убедившись в отсутствии осложнений, уже над собой.

Однако Матвею пришлось задержаться, потому как совесть не