Книга Близости - Кэти Китамура

он посмотрел прямо на бывшего президента, — видеть всю картину, нам нельзя упускать из виду и то, что происходит за стенами зала суда, мы должны действовать, держа в уме каждодневные протоколы. Наша победа или наше поражение — в этих протоколах. А вовсе не в показательном выступлении, назовем это так, нашего недавнего свидетеля, с личной точки зрения весьма лестном, но совершенно бессмысленном с точки зрения наших целей».

Он кашлянул и взял папку, дожидаясь, пока я закончу перевод. Бывший президент возле меня сидел не шелохнувшись. Я была достаточно близко, чтобы видеть текстуру его кожи, какие-то мелкие черточки. Я вдыхала запах мыла, которым он пользовался сегодня утром. Он не двигался, пока я проговаривала слова ему в ухо, как можно быстрее, незаметнее, я знала: все ждут меня. Как непохоже на работу в кабинке, мелькнуло у меня в голове, там от нас требуется говорить отчетливо, хорошо артикулировать каждое слово — для зрителей, для протокола. А тут я бормотала и нашептывала, переводила словно бы исподтишка. Я быстро закончила и замолчала.

Не могу сказать, что было на уме у бывшего президента, принял ли он к сведению, понял ли вообще совет своего адвоката, в чем-то формальный и определенно парадоксальный, ведь Суд, на первый взгляд, да и на второй, — это такое место, где создается тот самый убедительный нарратив. Бывший президент никак не обозначил, что он что-то там понял или принял, и адвокат продолжил. Потом последовала еще одна чисто техническая дискуссия с весьма и весьма мутным содержанием, минута тянулась за минутой, и я потеряла нить и перестала понимать суть обсуждаемого.

И мне было нисколько не легче от того, что да, процесс перевода сам по себе подчас здорово сбивает с толку: ты изо всех сил стараешься блюсти верность словам, которые произносит сначала субъект, потом ты сама, и в итоге вязнешь в мелочах и не всегда улавливаешь смысл предложений: ты буквально не знаешь, что говоришь. Язык утрачивает содержание. Именно это происходило со мной сейчас, в переговорной. Я была полностью поглощена текущей задачей: перевести юридическую заумь, в которую упаковали смысл — надежно, чтобы ничего не ускользнуло, ничего не просочилось. И все равно — я тупо таращилась на испещренную стенографическими значками бумагу — что-то терялось. Я видела на листке выражения, которые произносила битые двадцать минут: «трансграничный рейс», «массовое захоронение», «группировки вооруженной молодежи».

Я потянулась за стаканом воды. Говорил кто-то из помощников адвокатов — я осушила стакан, налила еще воды, снова выпила ее всю, а он все громоздил непробиваемую стену из слов. Я поставила стакан, и всё — я потеряла нить и снова обратилась к планшету с бумагой, словно ища там спасения. Помощник резко умолк, бывший президент покосился на меня. Все в порядке? — отрывисто спросил помощник. Сейчас, секундочку, ответила я. Мне вернуться назад? — нетерпеливо осведомился помощник адвоката. Да-да, конечно. С какого места? Он переглянулся с Кеесом, тот наблюдал за мной, скрестив руки. До этого момента он молчал, а теперь вдруг подал голос. Давайте сделаем перерыв. Пять минут хватит? Все сразу начали вставать, как будто только и ждали предлога, чтобы передохнуть.

К моему удивлению, бывший президент поднялся и направился к выходу вместе со всеми: то есть, получается, его везде пускают. Я проводила его взглядом. Сама я осталась на месте, хотя мне как раз не помешало бы выдохнуть. Комната почти опустела, и я увидела, что Кеес тоже никуда не пошел, он был единственный, кто остался. Он приблизился и встал передо мной. Я знаю, что вы моментально среагировали на наш запрос, я вам признателен, сказал он. Я кивнула, оставаясь настороже: тон у него был какой-то неопределенный, нарочито двусмысленный, манера как бы знакомая, но ни в поведении, ни в словах — ни единого намека на узнавание. Я могла бы сама начать у него допытываться, что и как, могла бы вообще поставить вопрос ребром, но ситуация была, прямо скажем, не в мою пользу. Кеес тут главный, оброни он хоть словечко недовольства на мой счет, и прощай, мой контракт — если не расторгнут сейчас, то продлевать уж точно не станут.

А вы ему понравились, неожиданно заметил Кеес. Ваше присутствие его как будто успокаивает. Я едва не скривилась, но сдержалась: Кеес все видит, он рядом. Разные слова снова заполыхали в моей голове: «преступник», «вооруженный налет», «этнические чистки». Но вы здесь не только за этим, продолжал Кеес. Он скрестил руки и опустил взгляд. Ваша реакция помогает нам приблизительно понять, какой эмоциональный эффект производят следственные материалы и показания свидетелей. У нас в известной степени замылился глаз. Он махнул рукой, показывая на бумаги, разложенные по всему столу. Техническая сторона дела нам важна, но не стоит забывать и об эмоциях. Ваша реакция хорошо показывает, как переменчивы чувства, вызванные судебными разбирательствами наподобие этого.

Слово «чувства» он выговорил с легкой, но вполне заметной брезгливостью. А знаете, сказал он, и на его губах заиграла легкая улыбка, у вас такое знакомое лицо, мы с вами не встречались? Я молчала, а он подходил все ближе и ближе. Он присел на край стола, выставив скрещенные ноги в мою сторону, всего в нескольких дюймах от меня. Наверняка эти па он проделывал сотни раз — вроде бы и ничего такого, но в то же время как-то бесстыдно. Я внутренне все больше убеждалась: нет, он меня не помнит, он так подкатывает ко всем женщинам: «Мы с вами не встречались?» Из коридора донесся шум, я повернулась — голоса зазвучали совсем близко, но быстро стихли, просто кто-то прошел мимо.

Но и этого хватило, Кеес резко поднялся и отошел к противоположному концу стола. Он держался уже по-другому, начал хмуриться, листать бумаги. Я собиралась встать, но тут он посмотрел на меня и неожиданно через весь стол спросил: как Адриан, вы с ним видитесь? В самом вопросе и в том, как его задали, не было ничего особенного, хотя, пожалуй, с непринужденностью Кеес переборщил. Я заранее знала, что увижу в его глазах: порочный отблеск, — и, когда наши взгляды встретились, отблеск там был, впрочем, он там был всегда. В это мгновение все начали возвращаться в переговорную, и, не дождавшись моего ответа, Кеес снова уткнулся в бумаги. Он хмыкнул — слегка досадливо, поднял голову и резким тоном сказал: входите, пожалуйста. Мы и так задержались. Давайте не будем больше терять время.

Бывший президент устроился на стуле рядом со мной. Он кивнул мне, я кивнула в