Книга Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

Вот им он жизнь свою и посвящает, а любовь... любовное чувство к иностранке… это сугубо личное, эгоистическое дело, далёкое от долга.

Вот и отец Гурий говорит: «Где долг, там святость». Всё остальное суета сует и томление духа. Томление духа... как это верно и точно. А ещё, конечно же, бунт крови... «Надо сдержать себя, сдержать, во что бы то ни стало, — приказывал себе Николай, когда видел улыбку My Лань. — Скрепить сердце, наложить оковы на уста. Безмолвствовать, но помнить. Помнить, что люблю... люблю, как брат, чисто, светло. Кротко, тихо, нежно, с молитвой о благе её».

И чем больше он убеждал себя в необходимости молчать и помнить, любить, что называется, вприглядку, тем безотчётнее хотелось говорить восторженно и страстно, терять рассудок и касаться, касаться её... целовать. Это как чудо, как возвращение в рай. Теперь он знает, что это такое: преображение души.

Он вспоминал, как шёл с My Лань, и сердце его ликовало. Он был счастлив. Вдыхал пьянящий аромат весны и чувствовал, как зыбится, уходит из-под ног земля, а вместе с ней — тревоги и заботы. Деревья, люди и дома казались радужно-возвышенными, чудными.

Вчера Игнатьев и Му Лань пили чай в покоях отца Гурия и не сводили глаз с друг друга.

— Я радуюсь любой минуте нашего общения, — дрогнувшим голосом сказал Николай и осёкся. Когда сердце охвачено страстью, пылает, любой костёр покажется сугробом, ледяной глыбой, а язык не подчиняется рассудку.

— Я чувствую, — пролепетала My Лань, испуганно кося глаза с зелёной искрой. — Но я не знаю, хорошо ли это?

— Хорошо, — проговорил он. — Что же тут плохого? — Они уже довольно легко понимали друг друга. — Вы меня знаете, я человек публичный. Обиды вам не причиню. Прошу вас навещать меня почаще. Может статься так, что я скоро уеду.

— Хорошо, — согласилась она, — девушка может быть глупой, но юноша должен быть с сердцем.

Николай улыбнулся. Он давно уже не чувствовал себя юнцом.

— Вы дороги мне и приятны.

— Я вам верю, — по-прежнему не поднимая глаз, ответила My Лань. — Мне кажется, я знаю вас всю жизнь.

Услышав это робкое признание, он едва не воскликнул: это чудо! Она призналась в том, в чём должен был признаться он, уже на второй день их знакомства поймавший себя на мысли, что ничего, в сущности, не зная о Му Лань, он знал о ней всё: он её любил. Сказала так, словно прочитала его мысли.

Восторг и нежность переполняли его, и он улыбался даже тогда, когда её не было рядом. Вспоминал её и улыбался.

Каждый день приносил радость. Но сегодня... сегодня пришла почта из Петербурга. Инструкция Горчакова предписывала Игнатьеву исполнить то, что он задумал: перебраться на русский корабль и поселиться в Шанхае. Сойтись с посланниками Англии и Франции. Прочитав должностные бумаги, он велел собирать и упаковывать вещи.

— Лев Фёдорович, — сказал он капитану Баллюзену, — купите лошадей для казаков и две повозки. В Печелийском заливе нас ждёт клипер «Джигит».

— МИД одобрил ваши планы?

— Одобрил. И даже позволил принять звание посланника.

Больше всех обрадовался отъезду секретарь Вульф. Он распахнул створки окна и жадно вдохнул аромат медоносных цветов.

Май месяц начинался прекрасно!

А Игнатьев нахмурился: предстояла разлука с Му Лань.

Глава XII

Ночью во сне он увидел отца, который писал к нему, сидя в своём кабинете. Чтобы узнать содержание письма, Николаю пришлось стать у отца за спиной и прочесть: «Отступи, когда упрёшься. Окольные пути тоже приводят к цели».

Надо сказать, отец не баловал его, был строг и даже суховат, снился за всю жизнь от силы раза два, а вот письмами они обменивались часто: любили побеседовать на расстоянии. Каково же было удивление Николая, когда утром доставили почту, и в ней он обнаружил послание отца! Самое поразительное было то, что в конце письма через знаки Р.S. отец подчеркнул слова: «Отступи, когда упрёшься». Выходит, он во сне прочёл мысли отца — подобное с ним раньше не случалось. Возбуждённый и обескураженный таким чудесным совпадением, Николай подумал, что природа сна божественно загадочна, и не ему о ней судить. Дух дышит, где хочет. Главное, слова отца напутственно верны. Надо пойти по окольной стезе. Вот уже скоро год, как посольство томится в Пекине, а толку, если честно, с гулькин нос. Он написал бесчисленное множество презренных жалоб, получил несколько отписок, да к тому же ещё и влюбился. Ни о чём не может думать, кроме как о My Лань — смотреть в её глаза, касаться её рук...

Узнав о прибытии русских судов в Печелийский залив, Игнатьев тотчас написал в Верховный Совет Китая о своём намерении покинуть Пекин вместе с посольством, но богдыхан категорически запретил выезд к морю не только русскому посланнику, но и его порученцу. Николай хмыкнул и заявил в своём повторном обращении к китайскому правительству, что "не может ослушаться своего Государя и вынужден выполнить то, что ему предписано: добраться до Бейцана и пересесть на русский корабль". Китайцы были озадачены. Русский посланник официально выказывал своё несогласие с распоряжениями Сына Неба! Отозвать предписанное ему запрещение сановники не могли, но и настаивать на его исполнении было опасно: это могло поссорить Россию с Китаем. Придворные чинуши решили отмолчаться, сделать вид, что никакого письма не было. Наряду с этим маньчжуры прибегли к акции устрашения: вокруг Южного подворья расставили жандармов с допотопными мушкетами. Баллюзен переглянулся с хорунжим, и казаки на глазах у ретивых полицейских стали точить шашки и заряжать винтовки: дескать, такой мы весёлый народ!

— Будем уезжать? — спросил Вульф, глядя на кордон "почётной жандармерии", и услышал от Игнатьева: «Конечно. Пусть попробуют остановить».

Высоко в небе проплыл коршун, и его распластанная тень скользнула по земле. В мелкой прогретой солнцем луже шныряли головастики и крохотные, презабавные лягушата.

Собираясь в дорогу и не сомневаясь больше в правоте того, что он намерен сделать, Николай вернулся в свою комнату, сел за письменный стол, придвинул к себе чистый лист бумаги и вывел на нём красной тушью иероглиф "взаимность". Вышло хорошо, и он залюбовался: какая притягательная сила в том, что может составлять загадку и в загадке этой содержать желаемый ответ! Какая радость познавать неведомое, новое, исполненное таинств бытия, людских поверий и пророчеств.

Баллюзен нанял строителей, и камин в кабинете Игнатьева срочно заложили кирпичом,