Книга Кто такой Будда? - Деннис Лингвуд

достаточно сказано для того, чтобы развеять представление о буддизме, как об учении и традиции, для которых характерны пассивность, вялость или упадочнические настроения. Напротив, можно сказать, что он утверждает героический идеал до такой степени, что рискует стать немодным. И мы, буддисты, должны быть готовы подвергать сомнению модные идеи и взгляды. Буддистам следует сожалеть, что в наше время героический идеал утратил доверие и пришел в упадок, потому что людям необходимо жить, а если потребуется, то и умирать во имя чего-то. Героический идеал настолько важен для буддизма, что его можно считать равнозначным понятию «духовная жизнь». Героизм неотъемлемо присущ поиску просветления, а потому составляет самую сущность природы Будды.

5

ОТ ПРЕКЛОНЕНИЯ ПЕРЕД ГЕРОЯМИ К ПОКЛОНЕНИЮ БУДДЕ

Если Будда по самой своей природе — герой, а буддийский идеал — это идеал героический, то что из этого следует? Какое отношение этот героический идеал имеет к нам или какое отношение мы имеем к нему? Какая разница между героем и не героем? Есть ли между ними какое-нибудь существенное различие? Возможно, на этот вопрос удастся легче ответить, если воспользоваться другим термином и сказать, что герой — это еще и гений, то есть культурный герой. В чем же тогда разница между гением и обычным человеком? То, как мы используем слово «гений», заставляет предположить, что это различие качественное, то есть гений относится к некоему другому виду, но на самом деле это различие имеет количественный характер. Иначе говоря, те, кого мы называем гениями, развили в себе в высокой или наивысшей степени те достоинства, которые у нас не получили развития или остались едва проявленными.

Возьмем, например, музыку, которая представляет собой набор звуков, сознательно организованный таким образом, чтобы он представлялся нам прекрасным. Ясно, что любой, кто не глух, в какой-то степени обладает способностью ее ценить. Доктор Джонсон[22] неоднократно признавался или, точнее, бравировал тем, что не способен узнать мелодию гимна «Боже, храни короля». Однако весьма сомнительно, чтобы музыкальный слух как одна из свойственных человеку способностей мог полностью отсутствовать. Просто у великих музыкантов, благодаря врожденной или развитой склонности, простому прилежанию, родительскому поощрению, природному таланту или силе воли, эта способность превратилась в то, что мы называем гениальностью. То же самое относится и к литературе. Великий поэт или прозаик использует те же средства выражения, что и мы, когда пишем письмо, только он довел владение языком до высочайших вершин мастерства. И еще говорят: даже грубо намалеванная вывеска, украшающая деревенскую гостиницу, напоминает нам о том, что на свете некогда жил Рембрандт.

Этот принцип можно применить почти к любому предмету. Есть хорошие философы, и есть философы посредственные, но нет человека, который не обладал бы какой-нибудь жизненной философией. Просто великий философ излагает свое мировоззрение с большей точностью и воображением, чем все остальные. Если бы разница между гением и обычным человеком носила не количественный, а, скорее, качественный характер, мы просто не могли бы понимать гениальные произведения. Мы способны понимать музыку, поэзию или философию только потому, что в нас уже есть и музыка, и поэзия, и философия. У нас есть некоторое родство с этими предметами, пусть даже оно не получило должного развития. Один из средневековых немецких мистиков сравнивает в своем стихотворении глаз с солнцем, а душу — с Богом. Как глаз не мог бы видеть солнце, не будь он в чем-то подобен солнцу, — говорит он, — так и человеческая душа не могла бы постичь божественное, не будь божественного в ней самой. Поэтому мы не могли бы понимать Моцарта, не будь в нас чего-то от Моцарта. Мы не могли бы понимать Шекспира, не будь в нас чего-то от Шекспира. И, как будет видно дальше, мы не могли бы понимать Будду, не будь в нас чего-то от Будды.

Конечно, такое понимание дается не легко. Произведения искусства ставят перед нами задачи и подчас требуют предельного напряжения. Иногда нам совсем не удается их понять. Даже если взять Моцарта, которого обычно не считают революционером в музыке, некоторым из его современников казалось, что в его поздних произведениях ощущается недостаток гармонии, тогда как на самом деле он просто вышел за пределы условностей своего времени, опередил общий уровень восприятия. Поначалу творческий гений всегда одинок, но постепенно всё больше людей дорастает до его видения, пока наконец не происходит общий скачок в восприятии культуры. Приложив некоторые усилия, почти любой из нас может понять произведения великих творцов прошлого.

Сходный процесс развивается и в обратном направлении. Общий уровень культурных достижений обеспечивает то сырье, которое дает возможность гениальной личности выразить свой талант. Это не простая случайность, что Моцарт вырос в обществе, пронизанном духом музыки, что Микеланджело появился на свет в разгар итальянского Ренессанса, что Шекспир оттачивал свое мастерство в окружении целого созвездия поэтов-драматургов или что Платон вынашивал свои теории в городе, где философская мысль била ключом. То же самое можно отнести и к создателям духовных и религиозных традиций. В какой-то степени их порождает благоприятная культурная среда, и не удивительно, что Будда выходит на сцену в эпоху напряженного духовного поиска. Тем не менее, развитие культуры происходит главным образом благодаря усилиям отдельных людей, работающих либо в одиночку, либо вместе с горсткой единомышленников. Группы, школы и учреждения склонны только тормозить творческий процесс.

Таким образом, с точки зрения культурной эволюции, гений или герой — это предтеча, опередивший на несколько шагов остальное человечество и указывающий путь остальным. Это снова возвращает нас к эволюционной модели развития человечества: с одной стороны, у нас есть буддийская модель духовного развития, а с другой — научная модель эволюции. Как мы убедились, эти две модели можно — по крайней мере, с буддийской точки зрения — совместить так, чтобы буддийское воззрение в каком-то смысле считалось продолжением научного мировоззрения, а вместе взятые они образовывали единый непрерывный процесс развития. То есть мы начинаем с низшей эволюции, направляемой циклической, реактивной или бессознательной зависимостью, а дальше, прилагая сознательные творческие усилия, развиваемся по спирали к «высшей эволюции».

Приняв эту общую схему, можно разбить ее на этапы. Первый этап — это биологическая эволюция, предшествующая появлению человека. Затем, с появлением самоосознания, наступает очередь «человеческого» этапа. С этого уровня берет начало высшая эволюция, которую открывает «сверхчеловеческий» этап, характеризуемый появлением героической личности или гения. И наконец наступает этап, когда видение природы реальности становится настолько