Книга Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поместный собор не успел рассмотреть ситуацию в Грузии, но совершенно ясно, что он бы не признал ее автокефалии. 29 декабря 1917 г. патриарх Тихон выпустил послание грузинским епископам-«автокефалистам», призывая их «подчиниться требованию церковных правил и, следуя каноническому порядку, явиться на Всероссийский Священный собор и, сознавая свои заблуждения, предать свои вожделения об автокефальном устроении Грузинской Церкви на суд сего Всероссийского собора.» Деяния грузинских епископов также рассматривались на соборе как факт «церковного большевизма».
Работа с источниками убеждает в том, что выводы обобщающего характера о причинах, ходе и результатах внутрицерковной борьбы, а также об участии в ней архиереев можно делать только при более детальном рассмотрении конкретных случаев. Наиболее показательна в этом отношении ситуация, сложившаяся в трех наиболее неблагополучных епархиях — Тверской, Орловской и Енисейской.
Церковная революция в Тверской епархии,
или Архиепископ Серафим против дьяконов и псаломщиков
Тверской архиепископ Серафим (Чичагов) (1856—1937) был крупным церковным и политическим деятелем предреволюционного периода. Представитель известного дворянского рода, боевой гвардейский офицер, он, приняв священство, а после смерти жены и монашество, быстро сделал карьеру и в духовном ведомстве. В 1903 г. принял активное участие в деле подготовки канонизации Серафима Саровского. К началу 1917 г. архиепископ Серафим был членом Синода и выборным представителем от монашества в Государственном совете, являлся одним из влиятельных иерархов Церкви. Тверской владыка был активным противником синодального строя и сторонником коренных реформ в области церковного управления.
Так, в 1916 г. на собрании благочинных Серафим развил свои мысли по поводу церковных реформ. «Вот уже 200 лет русская церковь лишена строгого канонического управления на началах соборности, много делалось для разъединения епископов между собой и Св. Синода. Но всему бывает предел, и наша церковь дошла до критического угрожающего положения. Продолжение этого состояния невыносимо для всех верующих, опасно для церкви и самого государства. Уничтожение свободы в церкви неизбежно приводит к внутреннему духовному разложению. Многое старое должно измениться, улучшиться, а иначе угрожают государству жестокие потрясения»
Возможно, именно поэтому Серафим так искренне приветствовал Февральскую революцию. Находясь в дни переворота в Петрограде, преосвященный, по всей видимости, не спешил в Тверь, где и до этого он появлялся не особенно часто. Большинство текущих дел по управлению епархией выполнял викарный епископ Арсений (Смоленец).
Арсений (Смоленец) был человеком высокообразованным, с не совсем обычной для епископа биографией: поляк по национальности, он перешел в православие, окончил юридический факультет Варшавского университета и Казанскую духовную академию.
Между тем ситуация в епархии накалялась. Сказалось и то, что в отличие от большинства провинциальных городов, где смена власти произошла спокойно, а иногда и незаметно, в Твери мартовские беспорядки, по выражению очевидцев, приняли «грозную и зверскую форму».
Тверь тут была исключением: бесчинствующие толпы солдат и обывателей в прямом смысле слова громили город в течение нескольких дней. Губернатора в буквальном смысле растерзали на центральной площади. Предвидя свою кончину и видя, как толпы народа идут на его резиденцию, он позвонил викарному епископу Арсению (Смоленцу) и начал исповедоваться ему по телефону. Это, по всей видимости, уникальный случай исповеди по телефону.
Работая с документами Тверской губернии, сидя в уютном архиве города, я так и не понял, почему именно в Твери Февральская революция приняла такие жестокие формы!
С этим явно диссонировали слова архипастырского воззвания Серафима о «Божьей милости народном восстании... обошедшемся без многочисленных жертв». Только 20 марта владыка прибыл в Тверь и попытался взять инициативу реформ церковного управления в свои руки. На собрании городского духовенства архиепископ выступил с инициативой скорейшего проведения съезда. Также был решен вопрос о переизбрании благочинных, благочиннических советов и духовных следователей. (Сам Серафим в 1914 г. отменил выборы благочинных как «незаконные и вредные».)
«Однако, — как сообщал Серафим в Синод, — мое стремление внести некоторое успокоение в духовенство и прихожан оказалось безрезультативным». На местах вместо благочинных и их помощников духовенство и прихожане стихийно создавали исполнительные комитеты, которые и взяли в свои руки процесс избрания представителей на епархиальный съезд. На фоне пассивности городского духовенства особую активность показало сельское население. Наибольшую организованность проявили низшие священно- и церковнослужители уездного Ржева, образовав «союз дьяконов и псаломщиков», чрезвычайно радикальная программа которого была опубликована даже в центральной прессе.
На открывшийся 20 апреля в здании женского епархиального училища Чрезвычайный съезд прибыло депутатов гораздо больше предусмотренного числа, но право решающего голоса было дано всем. «Отслужив перед открытием съезда молебен, — сообщал в Синод Серафим, — я увидел, церковных ревнителей нет ни одного из известных мне в епархии. Все были новые неведомые лица или давно прославившиеся дурными поступками люди. Сильно пахло спиртом, ханжою. Несомненно, прошли в число депутатов сектанты и большевики».
Председателем большинством голосов был избран бывший священник, депутат II Государственной думы Ф.В. Тихвинский, лишенный сана за отказ выйти из фракции трудовиков. Съезд сразу принял радикальный характер, особенно, по словам архиепископа, «в крайнем революционном настроении» пребывали ржевские депутаты, их «поддерживала кучка крикунов, которая набрасывалась буквально с кулаками на всякого несогласного с ними».
Попытка приглашенного на съезд Серафимом профессора Московской духовной академии И.М. Громогласова внести успокоение в ряды депутатов закончилась неудачей. По словам владыки, профессор «признал съезд сборищем врагов церкви и отказался прочесть лекцию». Неудивительно, что при таком настроении депутатов вопрос о переизбрании епископов, как гласят официальные протоколы съезда, был сведен «с принципиальной точки зрения к местному архиепископу». Серафима обвиняли в неискренности, деспотизме, потворстве доносам, «введении полицейского строя в епархии, что он проведен в Тверь темными силами, что он слуга старого режима». В результате съезд вынес решение об оставлении Серафимом епархии «ввиду явно выраженного недоверия к его церковно-общественной деятельности». Когда депутаты перешли к обсуждению викарного епископа Арсения, последний пришел на съезд и, говоря словами официального протокола, «проявил сердечное и корректное отношение к епархиальному съезду».
Архиепископа чрезвычайно удивил и даже обескуражил такой ход дела. «Наша губерния во власти большевиков, — писал владыка обер-прокурору Синода Львову, — а потому стоит рядом с Кронштадтом по настроению и возбуждению... Для меня теперь ясно неоспоримо, что большевики создают церковную революцию с намереньем