Книга Дневник великого князя Дмитрия Павловича, 1906–1907 гг. - Дмитрий Павлович Романов

общества в Москве. Я был в своей обыкновенной форме с каской, но ехал в фуражке, на этот счет потом Г. М. говорил с Тётей и убедил ее, что мне всегда надо быть по форме одетым.

На заседание мы приехали к концу обедни, которая продолжалась почти четыре часа. В церкви было невозможно душно и жарко, и в то же время дуло отчаянно в том углу, где я стоял, так что моя свечка так невозможно коптила, что прямо лился воск, как вода, конечно, попало и на каску. Потом была панихида по Дяде, а перед этим отец… скачал речь на счет общества и августейшего его основателя. Причем это несносно, он называл Дядю венценосным мучеником и т. д. Панихида кончилась, мы пошли в другую комнату, где мы пили чай со всеми архиереями и другими городскими высокопоставленными лицами.

После чаю пошли все опять в большую залу, где мы прослушали не особенно удачную речь митрополита, и начали потом назначать членов, и секретаря, и т. д., потом певчии пропели концерт, молитву и гимн, и в половине второго все кончилось, мы поехали завтракать, как были, в форме с лентой.

После завтрака мы поехали с Марией и Вильгельмом втроём в Нескучное, где запрягли Мариину кобылку в жёлтый шарабан, я катал их по невозможным местам, и было чрезвычайно забавно.

Вернулись мы к чаю, который был в пять, потом я сидел наверху до обеда.

После обеда мы играли немножко в диаболо, а потом в половине 10-го Тётя по случаю головной [боли] ушла домой, во внутренние апартаменты, и я, простившись тоже со всеми, пошел к Тёте и извинился, что я её не позвал посмотреть мою комнату. Она была, кажется, довольна, насколько она, по правде говоря, может быть, была тронута.

Завтра ничего особенного не делается, кроме того, что мне страшно хотелось бы пойти с Г. М. и с М. Н. в театр Зимина на «Орлеанскую деву», но наверно, можно сказать, что Тётя не позволит мне пойти. 10¼ часов вечера.

8 октября 1907 год. Москва. Понедельник

Встал я, как всегда, т. е. даже раньше, в половине 7-го, по случаю уроков, которые нужно было учить. Но потом оказалось, что русский можно было не учить, потому что его нет сегодня, а над ним я и сидел дольше всего.

Кофе в 8, как всегда, но без Тёти, потому что у нее голова болела, и теперь она даже в постели вечером.

В 9–12 у меня были уроки, и потом я сидел дома и ничего не делал до 1 [часу], когда был завтрак. После него поехал в Нескучное с Г. М., взял туда ружье, убил одну ворону и сороку, которую отдал набить.

Туда, вскоре после нашего приезда, приехали М. Н. с Борей. М. Н. гуляла с Г. М., а я с Борей ездили на нагиб и стреляли.

В четыре я вернулся домой, пили чай у Г. М., потому что Тётя пила гораздо позже, так как мы, возвращаясь из Нескучного, увидали Марию, мисс Дж., Вильгаш[ку] и Клерк., едущими в Нескучное, так что чай их ждал.

От четырех были уроки до 6-ти, и, между прочим, от 5–6 — история, которая была довольно хороша, несмотря на то, что я очень боялся этого урока. От шести до восьми я ничего особенного не делал, играл на мандолине, на балалайке и т. д.

В 7 часов Г. М. и М. Н. обедали, потому что они поехали смотреть в театр Зимина «Орлеанскую деву».

Я, понятно, не поехал, иначе и думать нельзя было.

В 8 мы обедали, но опять-таки без Тёти, а потом я играл с Вильгашкой в диаболо.

Завтра от 9–10 свободно, так что я встану позже, я думаю, а свободно, потому что у меня самостоятельный русский, а его сегодня не было, а был вместо его м. Кук.

Я, может быть, поеду в театр в четверг на «Пиковую даму», но, наверное, без Марии, потому что её жених никак не может, он в трауре по своему дедушке Великому Герцогу Баденскому[80], который умер ещё совсем недавно, кажется, и месяца нет.

Я надеюсь, что Тётя меня пустит пойти, а то, пожалуй, воспротивится, ахнет, что без Марии это неприлично, это похоже на неё.

Г. М. мне мельком сказал, что он мной доволен и что я хорошо учусь, что очень, конечно, приятно, хотя я этого не думал. 10½ часов вечера.

9 октября 1907 года. Москва. Вторник

Сегодня встал я в половине 8-го, потом учился, а потом пили чай у Тёти, с ней этот раз, хотя потом она не обедала вечером. От 10–11 у меня был урок, потом я поехал с м. Кук. в Нескучное, но ничего не убил и даже почти ничего не видал.

В час был завтрак, после которого от 2–5 у меня были все время уроки с перерывом на четверть часа для чая.

От пяти часов я читал, потом немножко поиграл на мандолине под аккомпанемент М. Н., которая играла на фортепиано. В 8 был, как всегда, обед, после которого мы играли по большей части в диаболо. В четверг, почти решено, я поеду в театр. Мар. Ник. сегодня мне рассказала немножко содержание этой оперы, так что теперь я предвкушаю удовольствие.

Мне жених Марии очень нравится, он добрый (очень, кажется), милый, вежливый, обходительный, разговорчивый (но не слишком много, скорее, мало), иногда интересный. Он не слишком красив, но и не слишком дурён, хотя у него огромные (бывает очень веселый, но и может [быть] серьезным) уши, которые отстают от головы и очень заметны. Огромного роста, страшно длинные ноги, которые он, по этой причине, стоя, загибает и этим скривляет фигуру, получается очень смешной вид. Он иногда (редко, правда) бывает сердит, груб тогда в обращении, иногда важен, но и то редко бывает. Он немножко самонадеян и в это же время немножко конфузится (из-за его внешности), хотя он говорит, что никогда не конфузится. Вот таков второй сын наследного принца Швеции, принц Вильгельм Зюдерманландский, будущий муж-супруг моей сестры великой княжны Марии Павловны, дочери великого князя Павла Александровича, сына императора Александра II.

Завтра я хочу встать рано, так как много уроков. 10½ часов вечера.

10 Октября. Москва. Среда 1907 года

Сегодня встал я в половине 7-го, готовил уроки до 8-ми, потом пил с Тётей кофе, и в 9–11 были уроки, после которых я поехал с м. Вельтером в Нескучное, где катался на нагибе.

В час завтрак, а потом от 2–5