Книга Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер

их в предумышленном убийстве. Но не я выношу приговоры. Если присяжные признают их виновными, судья Сэмэлсон решит, каким должен быть приговор.

– Вы прекрасно знаете, что он может быть только одним: смертная казнь.

– Согласен.

– Следовательно, если вам удастся доказать, что эти ребята виновны в умышленном убийстве, тем самым вы пошлете их на электрический стул?

– Присяжные могут указать на смягчающие обстоятельства, и тогда их приговорят к пожизненному тюремному заключению. Такие случаи бывали.

– Другими словами, вы будете требовать пожизненного заключения?

– Таких вопросов не задают! – вмешался Холмс. – Не отвечайте, Хэнк!

– Позвольте, я объясню свою позицию, мистер Бартон, – сказал Хэнк. – Я буду добиваться обвинительного приговора в этом деле. Я изложу факты присяжным и суду так, как эти факты понимаю. Присяжные должны будут решить, действительно ли эти факты означают предумышленное убийство. Если они признают подсудимых виновными, то судья Сэмэлсон определит меру наказания. Мои же обязанности заключаются не в том, чтобы добиваться отмщения или возмездия. Я только обязан доказать, что против жителей этого округа было совершено преступление и что оно действительно совершено теми, кого я обвиняю.

– Другими словами, вам все равно, умрут они или нет?

– Я буду обвинять их в совершении...

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Я даю ему отвод.

– В чем дело, Белл? Вы боитесь смертной казни?

– С тех пор как я стал прокурором, я отправил на электрический стул семь человек.

– Ну а мальчишек вам приходилось отправлять на электрический стул?

– Мне еще ни разу не приходилось заниматься делом об убийстве, совершенном подростками, это правда.

– Понимаю. – Бартон помолчал. – Вам знакома женщина по имени Мери О'Брайен, мистер Белл?

Хэнк на мгновение растерялся, но Холмс бросил на него выразительный взгляд.

– Да, – сказал Хэнк.

– Я разговаривал с ней вчера. Как я понял, вы с ней были довольно близко знакомы в молодости...

– Думаю, вам лучше уйти, мистер Бартон.

– Быть может, Мери О'Брайен – теперь Мери Ди Паче – является причиной вашего нежелания...

– Убирайтесь вон, Бартон!

– ...вести это дело так, как того хочет общество?

– Вы хотите, чтобы я спустил вас с лестницы, Бартон?

– Для этого потребуется человек посильнее вас, господин прокурор, – сказал, ухмыляясь, Бартон. – Во всяком случае, мне пора идти. Не забудьте заглянуть в завтрашнюю газету. У вас от нее волосы встанут дыбом. – Повернувшись к Холмсу, он добавил: – Пока, Шерлок. – И вышел из кабинета.

– Ну и сукин сын! – сказал Холмс.

В тот же день Хэнк отправился к Мери. Он предварительно позвонил ей со службы и договорился встретиться после трех.

Стояла невыносимая жара. Никакое другое место в мире не может сравниться по жаре с Гарлемом. Назовите любое место города, и там будет значительно прохладнее, чем в Гарлеме. Гарлем – гигантский гроб из бетона. В этом гробу ничто не шелохнется, в нем не повеет даже самый слабый ветерок. В июле и августе...

В июле... Он хорошо запомнил четвертое июля в Гарлеме. Тогда ему было восемь. В те дни не было закона, запрещающего устраивать фейерверки. Он сидел с матерью у окна их квартиры на шестом этаже, окна которой выходили на улицу, слушая взрывы ракет и хлопушек, наблюдая за римскими свечами, вспыхивающими над крышами домов. Улица представляла собой настоящий бедлам из-за царившего на ней шума и возбуждения. Туда-сюда бегали мальчишки с зажженными бенгальскими свечами. Громко визжали девушки. День был очень жаркий, даже на шестом этаже не чувствовалось дуновения ветерка. Он лег на подоконник и смотрел на бурную жизнь праздничной улицы. Рядом, в гостиной, его отец слушал репортаж о футбольном матче.

Около шести часов мать обнаружила, что в доме нет ни кусочка хлеба. Отец, поглощенный отчаянным положением, в котором находилась его любимая команда «Белые гетры», ни за что не хотел оторваться от радиоприемника.

– Сходи-ка ты, Генри, – сказала ему мать. – А я послежу за тобой из окна.

Он взял деньги на хлеб и быстро сбежал по ступенькам вниз на улицу. Улица захватила его царившим на ней шумом и возбуждением. С широко раскрытыми глазами дошел он до булочной, купил хлеба и пустился, было, в обратный путь, когда его вдруг окружили старшие мальчишки.

Первоначально он подумал, что это игра. Но потом увидел в их руках тлеющие жгуты, которыми они поджигали хлопушки. Неожиданно у его ног раздался оглушительный взрыв и его охватил страх. Мальчишки стояли вокруг него сплошным кольцом и не выпускали из круга рвущихся красно-желтых огней. Он попытался закричать, но его голос потонул в несмолкаемом реве взрывов и захлебнулся в пороховом дыму. Где-то высоко над собой он услыхал голос матери, кричавшей «Генри! Отстаньте от него! Генри!» Отец вылетел из парадного и в дикой ярости схватил первого попавшегося мальчишку. Толкнул его так, что тот растянулся на тротуаре. Затем схватил сына на руки и взбежал с ним по лестнице в квартиру. Хэнк с такой силой сжимал буханку хлеба, что превратил ее в бесформенный комок.

– Мне не надо было посылать его, а тебе слушать этот проклятый футбол, – сказала мать. – Я ведь знала, что сегодня ему не следует выходить на улицу. Я не должна была посылать его туда.

– Ничего, ничего, все в порядке. Они ничего ему не сделали, – ответил отец.

Возможно, что они действительно ничего ему не сделали, но с того дня он стал заикаться и не мог избавиться от этого до одиннадцати лет. Да и потом, в юности, это еще долго сказывалось. Как только что-нибудь его расстраивало, он снова начинал заикаться и вспоминать тот день четвертого июля в Гарлеме, с этими дьявольскими взрывами петард и хлопушек у его ног и над головой.

Он поднялся на четвертый этаж и угрюмо улыбнулся, увидев на двери квартиры Мери Ди Паче сетку для молочных бутылок, снабженную специальным замком. Значит в Гарлеме по-прежнему воруют молоко. Люди создают искусственные спутники Земли, запускают ракеты на Луну, изобретают межконтинентальные баллистические снаряды, способные разрушить целые города, а в Гарлеме по-прежнему воруют молоко, если не обзавестись специальной сеткой. Вздохнув, постучал в дверь.

– Хэнк? – раздался ее голос.

– Да.

Дверь открылась.

– Здравствуй, Хэнк, – с улыбкой сказала Мери.

На ней был коричневый полотняный костюм, под расстегнутым жакетом виднелась белая блузка. Рыжий локон выбился на щеку. Хэнк решил, что она только что вернулась домой и едва успела снять шляпу. В ее глазах была усталось, уголки рта утомленно опустились – результат напряжения последних нескольких дней. И все же Хэнк почувствовал, что она, как это свойственно женщинам, уже успела преодолеть первоначальный ужас и потрясение и с удивительной