Книга Позволь чуду случиться - Анна Агатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голова закружилась от догадки.
Я сделала медленный вдох. Прислушалась. За стеной, на кухне, явно никого не было. Да из лавки ничего не слышно. Выдохнула.
Так, когда у меня пропал телефон? Это было, когда ещё я в джинсах ходила, то есть в самом начале пребывания здесь. Потому что первым делом, обнаружив пропажу, обхлопала все карманы. Думала, может по привычке засунула в задний и забыла?
Обыскала всю комнатку. Не нашла.
Перетряхнула скудную постель, заглянула под топчан, осмотрела все щели в комнатушке. Помню, что хотела в плей-листе покопаться, на остатках батареи послушать любимую музыку. Не срослось. Телефона не было. И я ужасно расстроилась тогда — и из-за телефона, и из-за музыки.
Помню, что вышла в кухню, там ещё Пенгуэн готовил — резал что-то, громко стуча ножом. Попыталась спросить про телефон, он только перекосился и сплюнул. Спрашивала и у Гилерма, и вечером у Жажи. Эти двое — вот уж точно родственники — почти одинаковым жестом разводили руками.
Телефон пропал.
Погоревала я недолго. Жалко, конечно, но раз сети нет, электричества нет, то и смысл в телефоне всё равно отсутствует. Как память разве что.
А потом телефон вдруг нашёлся. Я в кои то веки полезла снова в свой рюкзак, занимавший дальнее, самое почётное, место в моём вместилище вещей, которое и шкафом-то не назовёшь. Не помню уже зачем. Забралась, стала вытаскивать всё и смартфон едва не выронила, слишком уж неожиданно он выскользнул. Из рюкзака. И не внутри лежал, а был в него завёрнут. И был полностью разряжен.
Это было странно. Кроме разряженности, пожалуй.
Во-первых, рюкзачок лежал отдельно, позади всех вещей, и как он оказался на поверхности, было непонятно. Во-вторых, я сто раз пересмотрела в нём каждую нитку, когда искала пропавший смартфон. И в-третьих, я бы никогда в грубую рюкзачную ткань не завернула телефон.
Теперь-то все странности стали понятны. Гилерм — хоть убей, не верилось мне, что он мог так себя вести! — или Жажа — что более вероятно — пока меня не было забрались в мои вещи и вытащили «игрушку». А когда намертво высадили батарею, вернули обратно. Не понятно только зачем. Почему не выбросили?
А Жажа, выходит, тот ещё конь с педалями.
Почему я его подозревала даже больше, чем Гилерма? Он видел телефон и заинтересовался им тогда, когда я вытащила гаджет и включила, всё ещё надеясь позвонить родным и просить помощи.
То есть теперь можно с точностью утверждать, что оба они, и Жажа, и Гилерм, рылись в моих вещах. И, возможно, делали это регулярно.
Ёкарный бабай!
Хорошо, что удалось спрятать драгоценности так, что их не нашли. То ли не смогли открыть сложный замочек, то ли, и это казалось более вероятным, просто его не нашли.
И на фоне рассказов о благородстве спасителя бедненьких иностранок из других миров такие поступки приютивших меня людей просто выбешивали. А ведь я ещё размышляла и мучилась, как же мне их отблагодарить за гостеприимство? У меня ведь ничего нет.
Ещё и с ужасом размышляла, что придётся расплачиваться собственным телом. Давясь тошнотой и краснея, выбирала: Гилерм или Жажа? Ни один мне не нравился. Старший казался слишком старым, а младший — отвратительным.
Теперь же я злилась. И это было хорошо, ведь теперь я не чувствовала себя обязанной ни одному, ни другому. Это раньше не разрешала себе злиться на них, потому что один меня спас, а другой — хорошо относился. По сравнению с другими, конечно же.
Да и в свете новых обстоятельств, а если посмотреть отстранённо — все они тут редкостные мудаки. А ещё ведь есть Пенгуэн со своей ненавистью.
Поэтому желание удрать отсюда поскорее не просто проросло, оно как-то в один момент вымахало, отцвело буйным цветом и заколосилось.
Да и на пути этом первые шаги я уже сделала: немного выучила язык, сориентировалась в городе и вообще в мире, решила, куда поеду дальше — в столицу, в город Офин.
И вопрос стоял только как скоро делать ноги. Побросать вещи в рюкзак — дел на пару минут, вот только… Кусимир мой где? Куда он убежал из этого дурдома? Надеюсь, успел под какой-нибудь шкаф забиться, и его не поймали. Так что найду Кусю, поговорю вечером с Жажей и — в путь. Хватит, нагостилась.
Провела в своей комнатушке весь день, тревожно прислушиваясь к тишине и редким дробным шагам — так ходил только Пенгуэн — на кухне и в коридоре. Лежала калачиком на жёстком топчане, то ныряя в дремотное забытьё, то вскидываясь — не мявкнет ли где Кусимир, не поскребётся ли.
Вечером поздно, после опасливой уборки в лавке, захотелось по старой, ещё заведённой мамой, привычке выпить чаю или как тут это называлось — запареных трав. Чай, в том понимании, как я привыкла, — чёрный, зелёный, сенча, олунг — тут не пили. Не водился, наверное.
Высокий не то чайник, не то кофейник стоял на печке. Потрогала — ещё не остыл, и налила себе в глиняную кружку. Села к столу.
Я всё ещё перетирала в душе так поразивший меня факт тайного рыскания по моим вещам. Досмотра. Обыска. Шмона.
Фу, какая гадость!
Гилерма сегодня я больше не видела и не слышала его тяжёлых шагов по лестнице, над головой. Я привыкла по ним отсчитывать вечерние часы. А сегодня шагов не было. Прослушала, наверное, в своей дремоте. А может, Гилерм в кои-то веки убрался куда-нибудь из дома.
Одним словом, вышла я на уборку потому, что Жажа за стеной о чём-то негромко спорил с Пенгуэном.
Я зашла в кухню, где заседали эти двое, и спросила:
— Уже закрыто? — и мотнула головой в сторону лавки. — Убирать?
Парни повернули ко мне лица одновременно. Жажа кивнул, а малыш скривился. Вот ведь мелкая зараза!
Я неспешно набрала воды, сходила за «уборочным инвентарём» — тряпками, помелом и прочим и ушла в лавку. Работала медленно, прислушиваясь к голосам на кухне. О чём они там говорили — а говорили горячо, хоть и негромко, и явно спорили — я не разобрала, а когда затихли, вздохнула с облегчением. Наконец, ушли: ну очень мне не хотелось пить свой вечерний чай в их компании.
Мне казалось, что Жажа опять заведёт разговор о том, какой он замечательный, как подбирает на улице