Книга Новая жизнь, или обычный японский школьник - Виталий Хонихоев

— А ведь я с ней в младшую школу ходил — говорю я задумчиво: — кто бы знал, что она такая вот вырастет.

— Ладно, бывай, Кента-кун. — хлопает меня по плечу Хироши: — пойду я, а то звонок скоро. Ты только в первом раунде не падай, падай во втором, я ставки на тебя организую, даже поделюсь. — и он уходит, довольный собой и прожитым днем. Бывают же такие люди.

После уроков я захожу в медицинский кабинет — показать руку, тут с травмами строго, если заметили бинты — будь добр медсестру посетить. Я только за посещение медицинского кабинета — уж больно хорошее впечатление у меня осталось от Минори-сан. Но медсестры в кабинете нет, в кабинете сидит, как ни странно — наша староста, Наоми.

— Кента-кун! — восклицает она, увидев меня: — т-ты что тут делаешь?

— У меня рука — показываю я бинты на запястье: — связку потянул что ли. А ты что тут делаешь, Наоми-тян?

— А я… я помогаю Минори-сан иногда. Как председатель комитета. — поясняет она и почему-то краснеет: — она скоро будет, просила подождать.

— Понятно. — я сажусь на стул, рядом со столом, на котором лежат журналы и стетоскоп. Некоторое время мы молчим.

— Кхм… Кента-кун? — говорит староста через пять минут неловкого молчания. Обычно я пытаюсь развеять такие вот неловкие молчания, но после того, что было в классе — стараюсь не создавать себе плохого имиджа без нужды. Староста и так возмущена была, чего ее драконить лишний раз. Или пугать.

— Да? — я поворачиваюсь к Наоми. Она мнется и краснеет.

— Ты только не подумай — говорит она: — мне в общем то все равно. Но я же староста, я должна знать. У меня ответственность за других.

— Да? — повторяю я, избрав путь немногословия — просто потому, что не понимал о чем речь.

— И… ты похоже хорошо разбираешься… ну то есть у тебя есть опыт и … — она мучительно пытается подобрать слова, попутно краснея.

— Не стесняйся — поощряю ее я: — говори, а я выслушаю.

— Ну… честно говоря мне стыдно — выдавливает из себя староста.

— Не переживай, обещаю, что не буду тебя осуждать и не расскажу никому об этом разговоре — применяю я обычную тактику приручения пугливых маленьких животных — не делать резких движений и присесть, уменьшая свой рост.

— Ну… вот. Там в классе ты говорил, что … а я староста и мне нужно знать все раньше остальных… — продолжает выдавливать из себя Наоми: — и потом… это не потому, что у меня есть… у меня нет, но все же…

— Если ты не готова — можешь не говорить. — отвечаю я. Мне не то, чтобы было жутко любопытно, что там на уме у нашей высокоморальной и целомудренной блюстительницы приличий в классе. Такие как она смущаются при одной мысли о пестиках, тычинках, детях, которых находят в капусте и оголенной щиколотке. Вникать во внутренние конфликты пуритан мне не с руки.

— Нет — староста выпрямляет спину и смотрит мне прямо в глаза: — я должна! Я — староста, в конце концов!

— Ну, тогда — давай, выкладывай.

— Кента-кун, пожалуйста научи меня тому, что ты знаешь о мазохизме и садизме! — наконец выпаливает староста и склоняется в глубоком поклоне, ее длинные черные волосы собраны в хвост на затылке и я вижу, как пламенеют алым цветом ее уши.

— Э… — говорю я, глядя на ее затылок: — а ты уверена, что в обморок по дороге не упадешь? И …

— Полагаюсь на вас! — не разгибаясь говорит Наоми-тян: — пожалуйста, позаботьтесь обо мне!

Глава 9

Нет. Конечно же нет. Нет и нет. Вот чего мне только не хватало — так это лекции о сексе несовершеннолетним японским школьницам читать. Сама идея уже казалась подозрительной, из разряда «скользкой дорожки» и «коготок увяз всей птичке пропасть». И вообще, повадился кувшин по воду ходить, тут ему и конец настал. Почему-то интуитивно я был против. Начать с того, что у меня проблемы с критическим восприятием окружающей действительности, что я лично списываю на гормональные изменения и чувство легкой эйфории после «воскрешения» и «попадания» в молодое тело, плюс бардак в голове после слияния памяти Кенты и моей. Сесть и сосредоточено подумать о своем положении, обдумать стратегию новой жизни — все было не с руки, а это верный признак того, что я избегал об этом думать, предпочитая заниматься чем угодно, но только не этим. И тут тоже — организм как-то уж слишком резко воспротивился идее.

Глядя на старосту, все еще склонившуюся в поклоне, я понимаю, что и отказать, просто сказав «нет» — тоже не вариант. Японцы вообще очень редко говорят «нет». Существует невероятное множество способов намекнуть что ты не хочешь этим заниматься… но в силу социальной неловкости самого Кенты — у него такие ситуации обычно заканчивались тем, что он попросту брал на себя очередные завышенные обязательства — стать ответственным за украшение класса на праздники, например, или там внеочередное дежурство. Он не умел отказывать. Я умею, но не будет ли это слишком большим культурным шоком? Конечно есть вариант «предоставь-ка мне оленя, чтобы золотом рога»… но сперва попробуем мягко.

— Наоми-тян — кланяюсь я в ответ, играя во все эти игры: — к сожалению у меня сейчас трудный период, я отстаю в учебе и клубной деятельности, и сейчас я намерен сменить клуб и не знаю, насколько у меня будет время для такого. А изучение подобного рода вопросов требует достаточного времени.

— Ничего страшного, Кента-кун — выпрямляется староста и перестает напоминать своими щека и ушами варенную свеклу, тут она в своей стихии, организация процесса обучения и прочее: — мы можем заниматься в свободное от учебы время, а кроме того взамен я могу подтянуть тебя по другим предметам.

— И … — мягко не подействовало. Придется надавить. Вспоминаю свою младшую сестру, вот кто у нас социальная акула. Как там — «ты пришел угостить меня парфэ, но ты делаешь это без уважения».

— Если мы будем заниматься обучением, вам придется меня слушаться, Наоми-тян — продолжаю я: — это поставит нас в положение «учитель — ученик». Вы же понимаете… — я делаю длинную паузу, пусть у нее у самой голова поработает, пусть она сама себе представит как я ей лекции читаю, а она записывает в тетрадку — кому охота ниже на социальную ступеньку становится. Она и староста-то только потому, что ей командовать нравится и власть ощущать, она на такое в жизнь не пойдет. Кента ее знает чуть ли не с детского садика и она всегда такой была — властная, амбициозная, порой резкая, не привыкшая углы срезать. Склонить голову перед Кентой, ее одноклассником… не, не верю. Как результат — она откажется от своей дурной идеи, а у меня появится время разобраться с самим собой, своим социальным статусом, своей рукой, своими рефлексами и своим телом. И выработать стратегию. А еще может быть — поухаживать за Мидори-сан, вот уж кто притягивает меня со страшной силой, вчера даже снилась ночью, чертовка. В своей кокетливой шапочке и в белом халатике с бейджиком… правда во сне этот халатик был очень прозрачный, да и не удержался на ней долго. Просыпаться не хотелось.

Почему это происходило? Да потому что именно Мидори-сан была для меня сексуально привлекательной — по возрасту и телосложению. А одноклассницы пока еще воспринимались мною как толпа мелких девчонок, по рублю пучок. Буду ли я по-прежнему к ним так относиться, или со временем все же приму своей здешний возраст — не знаю. Но пока, пока ни фоточка Томоко в моем телефоне, ни все эти коленки-лодыжки-щиколотки из-под коротких юбочек — ни черта меня не возбуждали и не вызывали никаких желаний и ассоциаций. Прекрасно понимаю, что это не так и что они все уже подростки и что в их возрасте в Японии уже всякое бывает, но инерция мышления и восприятия — страшная штука. Если куда меня и тянет слюни пускать — так это в отношении Мидори-сан, которая у нас одинокая незамужняя женщина и все такое. Кроме того, Мидори-сан у нас еще и обладательница широких бедер и объемной попы, что для местных редкость. И грудь — тут я понимаю, что в ее бюстгальтере может быть пуш-ап и все такое, не берусь гадать как там все будет, но в своем халатике она выглядит сногсшибательно. Надо бы себе еще что-нибудь повредить… что-нибудь не сильно важное — чтобы ходить в медпункт.