Книга Мифы и легенды старой Одессы - Олег Иосифович Губарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ведь достоверно известно, — заметил я (то есть записавший — рассказчику легенды — О. Г.), — что по углам памятника в разных направлениях были расставлены пустые бутылки, во время ветра издававшие целый оркестр звуков. Они-то и наводили суеверный страх на посетителей кладбища и на ближайших обитателей. Это, по-видимому, и создало легенду.
— Говорят и такое, — ответил рассказчик, — что только не выдумают вольнодумцы, лишь бы умалить силу материнского проклятия… А только вот лет с тридцать, как стонов не слышно.
— А как же вы это объясняете? — задал я вопрос.
— Господь по милосердию своему снял проклятие, и душа покойной обрела мир в селениях праведных.
— И женщина в белом уже не появляется?
В тоне моего голоса рассказчик уловил, очевидно, не понравившуюся ему нотку.
— Пути Господа неисповедимы, — закончил он свой рассказ.
Комментирую: Из сохранившихся снимков «Софии» явствует, что это склеп, а никак не кенотаф. В очерке В. Коханского (1894) сооружение связывается с Березовским, но сам автор подчёркивает, что за достоверность информации не ручается. Судя по всему, так оно и есть, поскольку сохранились снимки памятника Березовского на другом участке.
Убежден, что «София» — это памятник на «могиле девицы де Шабер», поистине легендарное захоронение, породившее массу легенд, связанных с привидениями, по крайней мере, в 1820-1830-х годах, о чём имеются сообщения современников. Мало того, из снимков видно её местоположение, соответствующее обозначению сказанной могилы на раннем плане из архивного фонда Одесского строительного комитета. Имени этой легендарной девушки мы пока не знаем: вполне возможно, София. Известно, что она ушла из жизни не позднее 1812 года. Её отец, коллежский секретарь Антоний Петрович Шабер, в 1809–1811 гг. был переводчиком Черноморского департамента, а в 1811–1815 гг. служил преподавателем французского языка в младших классах Одесского благородного института, чуть позже преобразованного в Ришельевский лицей, летом 1812 года получил участок под застройку близ Нового базара. Надо полагать, гибель девушки была трагической, раз уж легенды о её могиле бытовали и через 20–25 лет после её кончины.
Исследователь С. Г. Решетов обратил мое внимание на публикацию Н. О. Лернера в журнале «Столица и усадьба», № 89–90, от 30 сентября 1917 года, которая полностью подтверждает мою версию относительно атрибуции этого памятника.
2. Могила вампира.
— Об этой могиле, — указал мой спутник на полуразрушенный памятник, — ходило много таинственных разговоров… При графе Ланжероне жил в Одессе знатный иностранец, за что-то высланный своим правительством из Италии. Богатый, независимый красавец, на которого заглядывались женщины, вёл очень странный образ жизни, нигде не показывался днём; говорили, будто все дни проводит он, никого не принимая, занятый какими-то научными опытами. И только после захода солнца выходил он из своей лаборатории, закутанный в тёмный плащ, да изредка посещал кого-либо из представителей нашего высшего общества. Часто, правда, видели его то с одной, то с другой из местных красивых женщин. Но вот стали носиться слухи, что эти женщины начинали хворать неизвестной болезнью со всеми признаками небывалой потери крови. Доктора называли болезнь острым малокровием, пытались лечить, но бесполезно. Иностранец своим поведением не внушал никаких подозрений, и местные власти, имевшие о нем прекрасные отзывы, относились к итальянскому изгнаннику как к знатному эмигранту… Но вот скоропостижно скончался этот загадочный человек, и моему прадеду пришлось хоронить его по христианскому обряду. Смутно сохранился в моей памяти рассказ отца, как жутко было прадеду отпевать итальянца… Да и присутствовавшие на погребении со страхом рассматривали покойника с здоровым румянцем на щеках и яркими губами: думали, что он в летаргическом сне. Однако, разрешение на погребение было дано, и его предали земле. Мало-помалу о покойнике стали забывать, но только в городе вдруг начали пропадать дети… Находили потом их трупы на окраине с прокусанным горлышком, как будто из ребёнка совершенно высосана кровь…
Прадед мой жил тогда при кладбище и вечерами часто любил прогуливаться по дорожкам. И вот, проходя однажды по одной из аллей, он заметил возле могилы высокого человека в темном плаще. Взглянув на незнакомца, прадед невольно подумал, что этого человека он где-то уже встречал, но где и когда — припомнить не мог: мало ли приходилось ему встречать на кладбище частых или постоянных посетителей, родственников покойных… Но представьте ужас моего прадеда, когда в незнакомце он узнал итальянца, умершего лет двадцать тому назад. Незнакомец тоже вздрогнул от пристального взгляда прадеда и выронил из-под плаща сверток, который оказался… живым ребенком. Прадед хотел крикнуть, но не мог: какая-то сила сковала все его члены. Когда он пришел в себя, незнакомца не было… Ребенок тоже исчез, но на могильных камнях остались кровавые пятна… Незнакомец больше не появлялся. Прекратились и исчезновения детей… Такие выродки — говорит поверье — бывают от страшного противоестественного сожительства сына с матерью, и свойства вампира прекращаются со смертью последнего в роду…
Комментирую: Сюжеты о могилах вампиров и прочих кровожадных упырей бытовали — как в Одессе, так и в её окрестностях — по крайней мере, в 1860-х годах, что зафиксировано в синхронной периодике. Случалось, подобные могилы даже вскрывали в целях, так сказать, профилактики.
Поскольку В. И. Смирнов приводит ряд преданий и легенд, связанных со Старым кладбищем, постольку можем дополнить этот сборник сюжетом о могиле П. А. Власто-Маюрова (1847–1887), подполковника, старшего адъютанта командующего Одесским военным округом, исполнявшего обязанности городового полицмейстера, участника русско-турецкой войны 1877–1878 годов, кавалера нескольких орденов, организатора и руководителя службы ночных сторожей в Одессе, домовладельца. Павел Алексеевич происходит из старинного греческого купеческого рода Власто, приемный сын действительного статского советника Алексея Ивановича Майорова. Прославился исключительной щедростью, любимец одесситов. П. А. Маюров скончался 7 марта 1887 года, отпевали в кафедральном Спасо-Преображенском соборе. Погребен на Старом кладбище 9 марта.
Павел Алексеевич был настолько любим одесситами и одесситками (богатый и щедрый холостяк!)» что они не желали смириться с его кончиной. А потому вскоре после его погребения с подачи «светских львиц» активно распространились слухи о его мнимой смерти. О том, что, будто бы его похоронили заживо, а затем могилу вскрыли и констатировали смерть от удушья. Эти слухи представлялись настолько убедительными, что городовой полицмейстер был вынужден дать в прессе официальное опровержение.
3. Пустая могила.
— Всем надо показывать ещё пустую могилу…
— Как это так — пустую, — не понял я.
— Дело в том, что об этой могиле, — спутник мой указал на разрушенный памятник, — рассказывают странные вещи… Лет сто тому назад похоронен здесь благочестивой жизни человек, давший обет при жизни постричься в монахи
