Книга Пленница пустыни - Сандра Мартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не называй ее так, – напряженно сказал Кэм.
– Как мне тогда ее называть? Саломеей?
– Нет, – жестко сказал Кэм. – Только я могу называть ее так…
Он замолчал.
– Мне надо найти ее, – сказал он, и по тому, как он это произнес, его братья поняли, что он говорит серьезно.
Саломея исчезла. Словно никогда и не существовала, разве что только в снах Кэма.
Он потребовал, чтобы рядом с его кроватью установили телефон.
Врачи были против. Ему был нужен покой. Кэм заявил, что он знает, что ему нужно, гораздо лучше их. И после того, как сиделки обнаружили его в коридоре, когда он практически ползком пытался добраться до телефона, врачам пришлось сдаться и разрешить поставить телефон у его кровати.
Только это не помогло.
Он позвонил американскому консулу в Дубае. Консул был в отпуске, но его секретарша сказала, что она с удовольствием ему поможет, но не представляет ли случайно мистер Найт, сколько американцев входит и выходит из посольства каждую неделю?
– Дело в том, сэр…
Кэма и секретаршу разделяли тысячи миль, но Кэм почти что видел поднятые брови женщины.
– Если бы вы знали имя этой леди…
– Я его не знаю, – отрезал Кэм.
– Вы уверены, что она приходила в посольство? Кэму пришлось признать, что он не был в этом уверен. У Саломеи не было паспорта, но это не значило, что она обязательно пошла бы в посольство. Возможно, она просто позвонила кому-нибудь. Кому-нибудь из ее труппы. Кому-нибудь, кто по-прежнему был в том месте, где ее похитили.
Также он не знал названия труппы, не знал, где она была в тот момент, когда ее похитили.
Будь он проклят, он не знал ровным счетом ничего!
Я люблю тебя, сказала она ему.
Да, но если она любила его, то приехала бы к нему. Позвонила бы. Черт возьми, она знала его имя, знала, что он из Далласа. Она смогла бы найти его в два счета. Тогда почему не нашла?
Потому что ты был прав, холодно сказал ему внутренний голос. Это был секс, и сильные чувства у нее вызвал не ты, а опасность.
Кэм сжал кулаки и уперся взглядом в потолок над своей кроватью.
Если это так, что ж, отлично! Он знал это с самого начала. Но он спас ей жизнь. Неужели ей даже не захотелось узнать, выжил он или нет?
Она ничем тебе не обязана, Найт, еще холоднее сказал ему голос.
Не обязана. Не обязана. Не…
Черта с два она ему не обязана. У него есть право увидеть ее в последний раз и услышать признание, что те чувства, которые, как она думала, испытывает к нему, испарились едва она оказалась в безопасности.
Тогда он сможет про нее забыть.
Врачи сказали, что он пробудет в больнице еще пару недель. Ему надо было восстановить силы. Есть предписанную ему жидкую пищу, вставать с помощью сиделки и три раза в день по пятнадцать минут ходить по коридору. Тогда, сказали врачи, и только тогда, он, вероятно, сможет поехать домой, где на первых порах за ним будут присматривать Мэтт, Алекс или отец.
– Хорошо, – сказал Кэм, одновременно строя собственные планы.
Он позвонил и договорился, чтобы ему привозили нормальную пищу. Бифштекс. Макароны. Белки и углеводы. Каждый час он сам поднимался с постели, ходил по двадцать минут, потом по сорок, а затем он встал и не возвращался в постель до самого вечера. На следующий день он попросил вернуть ему его одежду, начав с вежливой просьбы и закончив жестким требованием, когда сиделка напомнила ему, что в больнице он должен носить специальную одежду, которая лишь частично прикрывала его ягодицы.
Он стоял у окна в джинсах, кроссовках и свитере, когда рядом с ним остановились пульмонолог, который занимался его поврежденным легким, и хирург, извлекший пулю, которая прошла всего в нескольких миллиметрах от его сердца.
– Когда я на ногах и одет в привычную одежду, я снова чувствую себя человеком, – сказал он им.
В тот же день Кэм выписался из больницы и отправился в свою квартиру в Тартл-Крик. Он устал терять драгоценное время. Чем дольше он не начинает поиски Саломеи, тем больше времени уйдет на то, чтобы ее найти.
Он имел право услышать ответы, черт побери! И он их услышит.
Он полетел в Дубай, но ничего не узнал. Домой он вернулся мрачный и злой на весь мир, на Саломею и на самого себя за то, что ему было не все равно.
Он связался с частным детективом, который выполнял различные задания для их фирмы, и рассказал ему все, что знал. Саломея была танцовщицей. Какой именно? Он начал вспоминать все, о чем они говорили. Она говорила про Лас-Вегас. Про чечетку. Частный детектив кивнул и сделал запись в блокноте. Ах да, еще у нее есть три брата полицейских. Детектив снова кивнул, как будто это действительно была полезная информация, и добавил еще одну запись.
– Мне бы помогло, если бы я знал, как она выглядит, – сказал детектив и устроил Кэму встречу с женщиной, которая делала наброски людей для полиции. Три часа спустя у них в руках был приемлемый портрет Саломеи.
Детектив сделал с него несколько сотен копий и уехал в Вегас. Немного поразмыслив, Кэм сел на следующий самолет. Бессмысленное повторение его действий – так это назвал детектив, но что с того? Кэм упорно ходил из гостиницы в гостиницу, из клуба в клуб. Ничего. Никто не узнал девушку на портрете; никто не знал Саломею.
Однажды вечером, когда Кэм снова вернулся в Даллас, братья затащили его в бар, в котором часто проводили время. Он понимал, что они хотят поговорить, поэтому не стал сопротивляться.
Весь вечер Мэтью и Алекс не решались спросить его, почему он так отчаянно пытается найти женщину, имени которой не знает и которая не приложила ни малейших усилий, чтобы найти его, но в конце концов Мэтт задал этот вопрос.
– Наверное, – сказал он, осторожно подбирая слова, – она для тебя много значит, да? Я имею в виду, эта…гм, эта женщина.
– Я хочу узнать, что с ней произошло. – Глаза Кэма сузились. – Тебе что-то не нравится?
– Да нет, – быстро сказал Мэтт.
– Да. – Кэм вздохнул. – Извини. Просто я…
– Раздражительный, – сказал Алекс. – Любой был бы таким на твоем месте, после всего, что тебе пришлось пережить.
Кэму не было приятно говорить об этом, но он понимал, что братья желают ему добра. Они любят его. И просто пытаются понять, что, черт возьми, происходит.
Как и он сам.
– Мы спасались бегством, – сказал он. – Были на волосок от гибели. Я назвал ее так в шутку.
– Саломея, – сказал Алекс, искоса бросив взгляд на Мэтта.
– Как звали ту танцовщицу, которая потребовала у царя отрубить голову одному известному парню, – сказал Мэтт.
– Не затратив при этом ни малейших усилий, разве что во время танца.