Книга Будущее в наших руках - Кэтти Уильямс

Он резко встал. Ей не помогло то, что она демонстративно отвернулась и уставилась в сторону. Через секунду он уже оказался рядом и, склонившись, положил руки на подлокотники ее стула.

— Что я не знаю? — потребовал он ответа. — И снимите эти проклятые очки наконец. Я хочу видеть ваши глаза, когда вы со мной разговариваете. — Он протянул руку и сдернул с нее очки, и без них она почувствовала себя ужасно беззащитной, как рыба, которую вытащили из воды и оставили задыхаться на суше.

— Ничего!

— Вы, может, воображаете, что у меня нет родительских амбиций, подобно вашим, только потому, что у моего сына полно денег?

— Я не это имела в виду.

— Конечно, это.

Атмосфера между ними так накалилась, что казалось: достаточно одной маленькой искры — и произойдет взрыв.

— Но, признайтесь, ваш сын вполне защищен.

— Ничего подобного. В какой-то степени его положение даже хуже, потому что ему нужно вставать на ноги, уже будучи богатым. Ему нужно научиться отвечать за себя, быть самостоятельным человеком, а не рассчитывать на то, что я с моими деньгами всегда смогу поддержать его.

— Вы просто не понимаете, — пробормотала Джессика упрямо. Она не осмеливалась взглянуть на него. Она боялась, что за ее гневом он сможет увидеть влечение к нему.

Он протянул руку и обхватил пальцами затылок, притягивая ее к себе.

— Вы раздражаете меня не меньше, чем я вас… — сказал он едва слышно. — И я понимаю гораздо больше, чем вы думаете. Вы отчаянно боитесь, что ваша дочь повторит ваши ошибки, но вы не сможете оберегать ее всю жизнь, свою голову вы ей не приставите.

— Это все дешевый психоанализ, Энтони Ньюман, и вы знаете это.

— Это дешевый психоанализ только потому, что вы не хотите согласиться с ним.

Эта фраза, обиженно подумала Джессика, выставляла ее ограниченной женщиной, а она таковой не являлась. На самом деле она всегда старалась демонстрировать либеральный взгляд на вещи и жизнь в целом, придерживаясь правила «Живи сам и давай жить другим». Но, к сожалению, она стала человеком, не получающим наслаждения от жизни, а заботящимся только о выживании.

Неужели Эрик сделал ее такой? Он замкнул перед ней двери этого мира? Сейчас Джессика спрашивала себя, сколько можно продолжать винить во всем Эрика.

Энтони Ньюман заставил ее по-новому взглянуть на вещи. Но неужели он не видит, что ей гораздо лучше барахтаться в своем маленьком болоте из будничных проблем, когда ничто ее не беспокоит, не тревожит?

— Думайте, что хотите, — тихо сказала она, упрямо отказываясь продолжать разговор.

— Почему же тогда в вашей жизни до сих пор не появился мужчина? Таким образом вы хотите защитить Люси от того, что, по вашему мнению, является вторжением? Вторжением в тот маленький мирок, который вы создали для себя и своей дочери.

— Это абсолютная неправда! — Она бросила на него рассерженный взгляд.

— Неужели?

— Вы не знаете, о чем говорите! — И все же, подумала она, хорош же он расписывать тут чужие грехи. Сам-то он вряд ли может претендовать на звание «Отец Года».

— А вы бы признались мне, если бы я даже знал, о чем говорю?

Джессика смотрела на него в молчании. Нет, думала она, не призналась бы. Почему она должна признаваться? Это ее жизнь, разве нет? Она может строить ее так, как сочтет нужным, и не обязана отчитываться ни перед кем за свои решения.

Не так давно она гордилась таким положением, рассматривала его как манифест собственной свободы и независимости.

Но может быть, то, что она до сих пор считала независимостью, было всего-навсего одиночеством, которое со временем станет преследовать ее.

Люси не всегда будет рядом. Прошло то время, когда дочь нуждалась в ней постоянно. Птенец покинет гнездо, и что тогда?

От этих мыслей ее сердце сжалось.

— А вы ужасно упрямая, — проговорил Энтони, но его голос изменился, он звучал мягче, теплее.

— Вы так считаете?

— Да, и не дуйтесь на меня как ребенок.

— Я не дуюсь.

— Не то чтобы вы выглядели менее привлекательной с этими надутыми губками.

Неужели у нее надутые губы? Она постаралась придать своему лицу выражение разумного спокойствия, как подобает солидной взрослой женщине. Я все еще ужасно зла на тебя, подумала она. Я все еще не могу тебе простить то, что ты осмелился читать мне лекции о том, какой матерью я должна быть, пусть даже в твоих словах есть доля правды.

Она опустила глаза и увидела его руки, сжимавшие ручки стула, темные волоски на коже, вдохнула его запах…

— Пойду-ка я в дом, — сказала она, заерзав на стуле, но не решаясь подняться, потому что ей не хотелось прикасаться к нему. Можно подумать, она обожжется!

— Уже?

— Здесь очень жарко.

— Злитесь на меня за то, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь?

Джессика постаралась не поддаться его обаянию и окончательно не потерять голову.

— Давайте останемся каждый при своем. Я здесь гость, — она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, — поэтому я не собираюсь спорить с вами.

Она уже не могла оторвать от него глаз, словно загипнотизированная его взглядом. Губы ее приоткрылись, хотя ей уже нечего было добавить к сказанному.

А он… наклонил голову и прижался губами к ее губам.

Поцелуй становился все более настойчивым, и Джессика, слабо застонав, откинула голову.

Это был ее первый поцелуй за много лет. Конечно, если не считать тех невинных поцелуйчиков, которыми она обменивалась с коллегами во время рождественских вечеринок.

Ничего подобного с ней раньше не случалось: ее не целовали так, чтобы она теряла связь с реальностью. Энтони жадно ласкал ее глаза, щеки, шею…

Он запустил руки в ее густые волосы и, наклонив ее голову, принялся ласкать чувствительное место за ушком, а она стонала и извивалась от удовольствия.

Ее груди болели. Она хотела, чтобы он прикоснулся к ним. Она не узнавала себя, с трудом веря, что она — та самая женщина, которая не испытывала ни малейшего желания заняться любовью за все эти долгие годы.

У бассейна было совсем тихо. Легкий ветерок едва шелестел листвой на деревьях и кустах, обрамлявших внутренний дворик, поэтому каждый звук, который они издавали, словно усиливался в несколько раз. Собственное дыхание ей казалось оглушающим, а тихие стоны были словно крики.

Его рука, скользнув по нежной шее, принялась ласкать грудь Джессики. Она только охнула, когда его палец коснулся ставшего чувствительным соска.

Джессика еще больше выгнулась, едва осмеливаясь вздохнуть, в то время как Энтони медленно спустил лямочки лифа бикини вниз.