Книга Портрет миллионера - Кэрол Маринелли

Его признание немного смягчило ее. Он продолжал:

– Приходилось, чтобы выжить. Не только с моей семьей, но и раньше. Я постараюсь, чтобы такое никогда не произошло с тобой. – Он улегся на песок, возле нее. Не вытирался, ничего такого не делал, просто бросил на песок свое мокрое тело и подставил себя солнцу. – А ты, ты ведь не используешь в борьбе все методы?

– Мне не приходилось, – почему-то ей легче было говорить с ним, глядя сквозь очки.

– Я все это время считал, что ты – как все. Теперь я понимаю – ты абсолютно иная.

– Почему нам надо бороться? Мы же хотим одного и того же для нашего ребенка?

– Семья. Вот чего хочу я.

Некоторое время оба молчали. Потом Леонид спросил:

– Как твоя семья восприняла новость?

– Они были шокированы. Ошеломлены, потрясены. Меньше всего они могли ожидать этого. Я всегда была так…

– Осмотрительна? – Леонид думал о постоянных предостережениях своей семьи.

– Нет, не то. Скорее, я всегда была увлечена, захвачена чем-нибудь. Со школы искусство стало моей страстью. На подготовку этого путешествия в Австралию у меня ушло несколько месяцев. Рисовать – моя единственная мечта. В отличие от других родителей, у моих никогда не появлялось такой мысли, что я вдруг явлюсь домой беременной.

– И когда ты им сказала?

– Около месяца назад. – Милли очень тяжело вздохнула. Она открыла рот, чтобы продолжить, но поняла, что не в состоянии говорить.

Леонид не торопил. Вместо этого впервые после дикого объятия в аэропорту он обнял ее плечи, и некоторое время успокаивающе не убирал руку. Это помогло – действительно помогло. Милли продолжила:

– Через пару недель после возвращения из Австралии я набралась смелости и отправилась в клинику, ну… проверить подозрения. – Хотя Милли и была в темных очках, она могла поклясться, что он слегка покраснел, и она тоже покраснела, вспоминая подавленность, с которой она ждала, когда ее вызовут в кабинет. – Единственное испытание, которое я провалила: мой тест на беременность. Сначала я не понимала, как сказать им, и даже когда сказала, то скрыла, что это было… – она сглотнула, прежде чем продолжить, – что все было только один раз. Я сказала, мы… встречались и у нас были… чувства.

– Это правда, – Леонид впервые сказал ей нечто приятное. – А еще ты сказала…

– Я сказала… – Милли краснела и ерзала, не в силах заставить себя говорить.

– Будет правильнее, если ты скажешь, – Леонид улыбнулся ее смущению. – Надеюсь, я увижусь с ними, мне нужно знать.

– Я сказала, что твоя семья владеет магазином рядом с галереей Антона.

– Магазином?

– Небольшим, – Милли снова покраснела.

– То есть они думают, я сын местного зеленщика? – засмеялся Леонид, но, взглянув на нее, спросил: – Ты шутишь?

– Не зеленщика, я сказала про магазин одежды. Но теперь они узнали правду.

– Почему ты им сразу не сказала? Все было бы проще…

– Или страшнее для них. Это же их внук, Леонид. Зная, кто ты, как ты влиятелен, полагаю, они… испугались бы по тем же причинам, что и я.

– Я не хочу бороться с тобой, Милли.

– И не борись, – ее фраза прозвучала помимо ее желания как предупреждение. Ей этого вовсе не хотелось, ведь им надо найти друг друга. – Давай грести, – предложила она.

– Грести? Но лодки…

– Ногами, – засмеялась Милли.

Он не понимает, о чем это я, поняла Милли. Ей просто хотелось, взявшись за руки, стоять в воде, болтать ногами, сопротивляться волнам, ощущая давление тяжелой соленой воды на лодыжках.

Плейбой, не умеющий играть.

Но он быстро обучался.

Милли привыкла купаться в Брайтоне, прохладное английское лето и совсем не теплая морская вода никогда ее не пугали. Взяв Леонида за руку, она радостно побежала в теплые воды Тихого океана. Когда она плеснула водой ему в лицо, он зажмурился от неожиданности, но потом ответил ей тем же. Он весело смеялся, когда она, поднырнув, схватила его за лодыжки. В отместку он утащил ее под воду и придержал. Вынырнув, она, смеясь, хватала ртом воздух, пока он не закрыл ее рот поцелуем, сильным и страстным.

– Вот это у нас очень хорошо получается.

– Да уж, – пробормотала Милли.

Она ненавидела себя за слабость, за малодушие, за то, что ее тело стонет, нестерпимо желая его. Но одновременно она наслаждалась, наслаждалась той новизной, которую он привнес в ее существование.

– Это же лучше, чем ссориться, – приговаривал Леонид не слишком внятно, целуя ее шею так крепко, что ей стало больно.

Он говорил совсем не для того, чтобы сообщить ей что-нибудь – ему необходимо было говорить с ней.

– Милли, я так не могу…

Он перенес и положил ее у самой кромки воды. Верх ее бикини стал совершенно бесполезен, он болтался на шее. Потом его отбросили в сторону, и Милли с улыбкой посмотрела, как уплывает ее удачная покупка, на которую она потратила почти час.

Она чувствовала под собой мокрый песок, невесомую прохладу воды, контрастирующую с горячей тяжестью тела Леонида, когда он накрыл ее собой. Осмелев, она стащила с него плавки, и океан получил второй подарок.

Леонид был вокруг нее, он был в ней, он был всюду. Она ощущала его как продолжение себя, как свою определенность и законченность. Ее естественное место – с ним. Как же она тосковала по нему с той самой далекой ночи! То, что было в Мельбурне, не в счет. Вот она, жизнь!

Или, может, счастье?

Потом они долго лежали, усталые, изможденные и счастливые, не было сил даже говорить.

И лишь когда долгий день подошел к концу, и наступила ночь, Леонид рассказал Милли тяжкую историю своего детства.

Про комнаты с большим количеством кроватей, в которых жили малыши в доме малютки. Там не хватало всего: еды, одежды, пеленок, а главное, ласки, заботы и внимания, хотя нельзя сказать, что персонал совсем не старался.

Прежде, чем Леонид начал свой рассказ, он подчеркнул, что не хочет ни какой-то особенной симпатии, ни сочувствия, ни жалости. Просто это поможет Милли узнать его, и она с открытыми глазами будет решать, оставаться ей с ним или нет.

Он начал с истории своих родителей.

– Она помогала ему по хозяйству.

Милли и Леонид лежали на пляже, обнявшись, глядя в небо.

– Когда она узнала о своей беременности, отец сказал ей, что она останется его любовницей, и он будет обеспечивать ее и ребенка. Но моя мать не согласилась, для нее этого было недостаточно. Она хотела, чтобы он женился на ней или, по крайней мере, был ей верен… Он так не хотел. Мать была очень гордой и своевольной…