Книга Время обнимать - Елена Минкина-Тайчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И она стала Галиной. В память чьей-то чужой мамы.
Мама в первую минуту страшно рассердилась и даже собралась сама пойти в паспортный отдел. Но тут ей предложили новую сложную роль, потом театр уехал на гастроли, как раз в июле, когда намечали праздновать день рождения. В принципе ничего не изменилось, все знакомые продолжали звать Гулей. А папа и вовсе не обратил внимания! Что ж, пусть любуется своей Наташей, послушной красавицей с музыкальным слухом. Тем более она недавно начала учиться у него в консерватории. Храм искусств, не анатомичка какая-нибудь!
Кстати, именно в анатомичке и начался их роман с Рудиком.
Да, настоящая жизнь началась с поступления в консерваторию! Хотя и несправедливо так рассуждать по отношению к маме, обратившей на Наташу всю отпущенную ей в жизни любовь. Мама даже обедать не садилась, пока ее ненаглядная неблагодарная дочь не возвращалась с занятий, так и ждала перед накрытым столом до темноты. Стыдно вспомнить, потому что Наташа запросто могла заболтаться с девочками или зависнуть в библиотеке и даже не позвонить.
Конечно, именно благодаря маме детство пролетело как один веселый теплый день. Самые чудесные книжки, самые вкусные пирожные, походы в филармонию, в Мариинский театр, на выставки ленинградских художников, которые каждый год проходили в Русском музее. Они даже в отпуск ездили не в какую-нибудь деревенскую глушь, как многие одноклассники, а в чудесный эстонский городок на берегу прохладного моря, где небо отливало серебром, гладкий песок щекотал ступни и можно было пообедать в настоящем уютном ресторанчике, хотя и приходилось постоять в очереди. Кто-то из маминых подружек посоветовал, когда перестали снимать дачу. В Эстонии тоже снимали, конечно, причем всего одну комнату без горячей воды, но все равно не покидало ощущение заграницы – чистота, аккуратные палисадники, почти декоративные магазины, где иногда попадались по-настоящему красивые вещи, и чудная маленькая кондитерская с фруктовыми пирожными, залитыми прозрачным вишневым желе.
Потом они много лет ездили с Тёмой в Эстонию. Ходили в тот же ресторанчик, покупали пирожные. Ему всегда все нравилось – дорога в поезде, дождь, холодное море. Мальчик – солнышко!
Но все-таки годы в консерватории невозможно сравнить с самыми лучшими детскими воспоминаниями. Наташа наконец осознала себя красивой и свободной. Вернее, почти красивой и почти свободной. Потому что единственный нужный ей человек не отвечал взаимностью. То же, что и раньше!
С пятого класса до самого окончания школы Наташе нравился Сережа Дуров, симпатичный высокий мальчик, почти отличник, он запросто решал любые задачи по математике, лучше всех в классе прыгал через козла и при этом совершенно не кривлялся и не строил дурацкие рожи, как другие мальчишки. И почему мальчики в школьном возрасте ведут себя как душевнобольные? На вечере в восьмом классе Сережа пригласил ее танцевать. На медленный танец! От неловкости они оба немного растерялись, но Сережа все-таки взял Наташу за руку, а другую положил ей на спину, как и полагается при медленном танце, и она чувствовала тепло его руки, и волна незнакомой прежде радости подступила к горлу и запомнилась на долгие годы. Потом вечер закончился, Наташа пошла одеваться и вдруг заметила, что Сережа ее ждет! Стоит и спокойно ждет, пока она переоденет выходные туфли. Потом они вместе вышли и пошли рядом по улице в сторону Лахтинской, хотя Дуров жил в противоположном конце Чкаловского проспекта. Пакет с туфлями он молча забрал и засунул под мышку, мокрый липкий снег все усиливался, страшно дуло в лицо, и варежки окончательно промокли, но она мечтала только, чтобы дорога не кончалась. Как можно дольше не кончалась. Кажется, он хотел поцеловать ее возле подъезда. Или только показалось? В любом случае она тут же убежала, потому что так убегали все героини в советских фильмах, вот ведь дура! Потом вернулись обычные школьные дни, и было совершенно непонятно, как вести себя дальше. Сделать вид, что ничего не произошло, – глупо. Пригласить в кино – неприлично, мужчина сам должен приглашать. А он не приглашал. И на переменах смотрел на нее издали, но не подходил. Ну и пожалуйста, женщина не должна навязываться. Тем более она после восьмого класса все равно уходит из школы.
В музыкальном училище мальчишек почти не оказалось, только несколько лохматых будущих гениев, занятых исключительно собой. Наташа постоянно вспоминала Сережу, сто раз хотела позвонить, но так и не решилась, не каждая девочка рождается Татьяной Лариной. Несколько месяцев она специально ходила в дальнюю булочную напротив Сережиного дома, уходила и опять возвращалась и наконец встретила. В обнимку с Таней Власовой из десятого «Б». Говорят, они поженились сразу после школы.
А в консерватории ей понравился концертмейстер альтов. Абсолютно прекрасный – с худым утонченным, как у актера Даля, лицом, волнистыми длинными волосами, чуткими пальцами скрипача и поразительной манерой слушать – чуть склонившись к собеседнику. Словно боялся пропустить хоть одно сказанное слово. И с Наташей он несколько раз договаривался по поводу аккомпанемента и слушал так же внимательно, с такой же ласковой улыбкой. И это значило не больше, чем туфли под мышкой у Сережи, обычный знак внимания.
Только потом она осознала, какое это было чудесное неповторимое время. Душа летела и парила, хотелось бродить до рассвета, любоваться холодной прекрасной Невой, подниматься на мосты и мостики Фонтанки. Или, наоборот, долго неподвижно сидеть в дальней алее Летнего сада, смотреть на тяжелую резную решетку ограды, на нестареющих нимф и купидонов среди вековых деревьев. И повторять, повторять вслед за любимой Ахматовой:
Все дышало негой и любовью, как в старинном романсе, только вздохнуть, окликнуть, протянуть руку. По ночам являлись упоительные невозможные сны, чьи-то обжигающие в поцелуе губы, горячие бесстыдные руки, при одном воспоминании жгучая дрожь пробегала по телу. Господи, не суди строго!
Все девочки ее группы были влюблены, радовались, ревновали, сходили с ума, рыдали из-за несбывшихся надежд. Одной уже сделал предложение взрослый двадцатипятилетний инженер, выпускник ЛИТМО.
На летних каникулах решили всей компанией махнуть на море, кто-то посоветовал Гурзуф. Только задумали, и тут же оказалось, что у Тани Сиротиной живут в Гурзуфе дальние родственники и они обещают сдать на пару недель просторную закрытую веранду. Господи, и ведь ничего не раздражало – ни плацкартный вагон с торчащими в проходе чужими ногами и сомнительным туалетом, ни коллективная жизнь на веранде, где почти вплотную стояли жесткие узкие топчаны, а единственный на всех умывальник с соском висел во дворе, привязанный к кривой акации. Как они хохотали из-за любой ерунды, как отчаянно карабкались по горам, без снаряжения, в скользких резиновых кедах – по абсолютно печоринские горам, только контрабандистов не хватало! Аюдаг, Лесная вершина, Беседка любви. Голова кружилась от названий и пронзительного горного воздуха, каким-то образом никто не свалился и почти хватило денег. В Ленинград вернулись обгорелыми, поцарапанными, до невозможности счастливыми.
