Книга Театральная сказка - Игорь Малышев

Не сказать чтобы Мыш и Ветка сильно расстроились. Они уже давно поняли, что кроме друг друга им больше никто не нужен. Альберт был добр, начитан, прямо-таки ходячая театральная энциклопедия, но по-настоящему они не могли обходиться только друг без друга. Ну и Засценья, конечно.

Тридцать первого числа, в районе половины двенадцатого ночи, сразу после того, как пробили часы, они вскарабкались на подоконник «высокого» окна. Притащили с собой сумки с едой и питьём, кое-как разложили вокруг себя их содержимое.

Дети ели всё вперемежку и без разбора: сыр, ветчину, шоколадные батончики, оливки, крабовые палочки, рахат-лукум, арахис в сахаре… Как, собственно, и надо есть, с точки зрения ребёнка.

Шутили, хлопали друг друга по коленкам, пихались, то и дело хватали друг друга за руки и не спешили выпускать.

В полночь внизу, в полумраке, часы встрепенулись и начали отбивать положенные звонкие удары.

Мыш достал бутылку шампанского, долго ковырялся, не имея опыта в обращении с пробками, прошляпил двенадцатый удар, а когда часы наконец угомонились и последние скрипы и вздохи затихли внутри механизма, он совладал-таки с жёсткой проволокой. Пробку вышибло, струя пены окатила окно, Ветку, Мыша, Диониса…

Блики от гирлянды завибрировали, заиграли в каплях новыми красками.

Мыш с ужасом понял, что они не принесли с собой бокалов, поэтому просто сунул бутылку Ветке и закричал:

– С Новым годом!

Девочка сделала несколько глотков, вернула шампанское мальчику:

– С Новым годом, Мыш!

Сладкое игристое вино окатило нёбо Мыша, он глотнул, глядя в глаза Ветке.

– Ничего так вино, – сказал Мыш. – Я уже тысячу раз вино пил. И пиво тоже.

Ветка молчала, рассматривая мальчика.

– Много раз… – отвёл глаза Мыш. – Сто, наверное.

Потом помолчал и признался:

– Первый раз, если честно. Мне предлагали, но я всегда отказывался.

– Кто предлагал? Не отец же?

– Нет, другие люди. Я тебе потом когда-нибудь расскажу.

А Москва меж тем буйствовала фейерверками, вздрагивала взрывами петард, вспыхивала огнями. Крыши заливали разноцветные отблески, стёкла вибрировали от воздушных ударов.

– Такое ощущение, ещё немного, и весь мир разлетится, – сказала Ветка.

– И пусть, – хмелея, радостно ответил Мыш.

Круглый свод оконного проёма нависал над ними, создавая ощущение, что они находятся в храме, но только очень маленьком, храме для двоих.

– Мыш, пообещай, что ты всегда будешь рядом со мной, – сказала Ветка.

– Всегда, – не задумываясь, ответил мальчик.

– Спасибо тебе.

Над городом метались отзвуки взрывов и вспышки салюта.

Конец Деда Мороза

– Не люблю Новый год, – призналась Ветка, когда утром первого января они гуляли по набережной Москвы-реки.

Едва ли в календаре есть утро более странное и необычное. Улицы городов России в это время безлюдны, будто большинство жителей внезапно исчезли. Магазины закрыты, дороги пусты. Изредка донесётся откуда-нибудь лай собаки, которую хозяин вывел на прогулку, проедет одинокая машина, и снова тишина.

– Как можно не любить Новый год? – удивился Мыш.

С неба падали крупные хлопья снега, ложились белой пеленой на дороги, тротуары, парапет набережной. Краски домов, дорог, светофоров смазались, смягчились, будто бы тоже прониклись атмосферой этого единственного в своём роде утра.

На плечах и шапках Мыша и Ветки наросли небольшие сугробы, и дети ступали осторожно, стараясь не уронить их.

Две цепочки следов отмечали их путь по нетронутой пороше.

Лишённая льда Москва-река лежала сонная, почти неподвижная. Казалось, устав от бесчисленных салютов, криков, песен, к утру она тоже впала в забытьё.

– Почему не люблю? Да после одной истории разлюбила, – сказала Ветка и замолчала.

– Сказала «А», говори «Б».

– Сразу предупреждаю, это глупая история. Безобразно глупая. Мне до сих пор стыдно. Будешь слушать?

– Буду, буду, не тяни.

– Сколько себя помню, я всегда обожала Деда Мороза. После отца это был главный персонаж моей личной мифологии. Поэтому все разговоры о том, что Деда Мороза не существует, я игнорировала. А чего? Хочу и верю. Никто не запретит.

Когда у мамы и отчима, кстати, ненавижу это слово – «отчим», родился ребёнок, жизнь в нашей семье пошла кувырком. Та девочка, моя сестра, целыми днями и ночами кричала и капризничала. Мама и отчим измучились вконец. Даже я, хоть и спала в соседней комнате, и то постоянно просыпалась от её воплей. Нет, ну вправду это был какой-то бесконечный кошмар. Родители ходили, как панды, с чёрными кругами вокруг глаз.

Мыш усмехнулся.

– Со стороны, может, и смешно смотрелось, а нам смешно не было, – сказала Ветка.

– Я не хотел… – попытался извиниться Мыш.

– Да ладно. Всё нормально, – махнула рукой девочка. – Они правда почти не спали. Измотались в край. Мама дома сидела, могла иногда подремать хоть полчаса, а отчиму надо было на работу ходить, деньги зарабатывать. Он дёрганый стал, взвинченный, комок нервов.

Ветка слепила снежок, собрав с шершавого гранитного парапета рыхлый, похожий на мех соболя, снег. Крепко сжала его руками и кинула на середину реки. Тёмная вода с тихим шлепком приняла снежок и тут же утопила в своих непроглядных глубинах.

– Самое адище бессонницы и нервов пришлось как раз на Новый год. Куранты едва успели пробить, и девочка тут же закатила фантастический концерт. Я легла спать через полчаса. Мама и отчим, по-моему, вообще всю ночь не ложились. Вроде бы даже «Скорую» вызывали. Не знаю. Я спала, меня это мало волновало.

Утром я не обнаружила под ёлкой подарка. И это была настоящая катастрофа. Я не могла поверить, что Дед Мороз забыл меня, кричала, топала ногами… Господи, какая же я гадинка была!..

Ветка остановилась, вспоминая.

– В общем, вела себя даже хуже, чем та девочка, сестра. Я вопила, что Дед Мороз всегда приносил мне подарки, а теперь, когда в нашем доме появилась «она», Дедушка больше не хочет ко мне ходить. И вообще теперь всем на меня плевать – маме, отчиму, Деду Морозу! Я орала ужасно, обвиняла «ту девочку» во всех мыслимых грехах, говорила, что она выживает меня из дому…

А взрослые всего-навсего замотались и просто забыли купить подарок. Мать попробовала сунуть мне что-то, первое попавшееся под руку, ужасно нелепое. Не помню, расчёску вроде свою с зеркальцем. Но я, когда её увидела, вообще в бешенство пришла. Визжала, что пусть она умрёт, эта девочка, раз из-за неё Дед Мороз не хочет меня больше знать. Ещё что-то в этом роде, такое же глупое и жестокое.