Книга Дом потерянных душ - Евгения Кретова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты…
Аделия смотрела с вызовом, ждала, что будет дальше. Она уже прикинула, что его отец и мать приехали сюда сами, значит, тоже на машине. Она прямо сейчас вернется в дом и попросит Ивана Федоровича отвезти ее домой. И закончится этот фарс, эта фальшь, которой она, казалось, уже пропиталась насквозь. Осталось только заставить Макса дать повод.
– Ну же, скажи, что вертится на языке, – прошептала.
Но Макс успел взять себя в руки, расслабился – отпустил ее и даже снял с плеча невидимую пылинку. Улыбнулся хоть и с усилием, но все-таки. Отошел в сторону, потоптался на ступеньках беседки, попрыгал, будто согреваясь, и тут же глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Аделия легко сосчитала: 7 секунд на вдох, 11 – на выдох. Поняла с разочарованием – снимает напряжение. Зажимы. Хороший прием, действенный. Позволяет быстро снять стресс, не теряя тонуса.
Мужчина сгреб с парапета снег, скатал плотный снежок и с силой забросил его через забор, на дорогу.
– Признан негодным к службе. Вот и выперли, – проговорил наконец.
Аделия опешила:
– То есть как негодный? – Она подбирала слова, чтобы не получилось слишком бестактно. Не смогла, поэтому сказала, как есть: – Ты что, болен?
– Здоров я. Как слон. И я добьюсь восстановления, – сбежал со ступенек, прислонился спиной к заснеженному бортику.
Девушка дотронулась до его плеча, развернула к себе:
– Что случилось? Твоя мать сказала во время сеанса, что было ранение…
Макс отвернулся, посмотрел на дом:
– Нда… Ранение… – помолчал. – На самом деле – производственная травма…
– То есть как?
Макс сердито дышал, смотрел себе под ноги.
– Во время допроса подследственная схватила со стола принтер и швырнула мне в голову, был задет лицевой нерв, травма сетчатки. Контузия.
Аделия замерла. Чувство, что слух на этот раз ее подводит, усилилось.
– Что? – губы расплылись в недоверчивой в улыбке.
Макс посмотрел с вызовом. Заметил улыбку девушки, фыркнул и тоже хохотнул:
– Да дура, блин. Ее взяли за растрату. По госпрограмме должна была перевести на оплату стройматериалов, а она зарплаты выдала работникам… Там статья битая-перебитая, но формально мы должны и дело возбудить и проверку провести. Ну и до суда довести, прости господи. Ну, блин, штрафом бы отделалась, а она психанула со страху… Вызвал ее на допрос… А она…
– Принтер? Вот эту бандуру килограмм на пять? В голову?
Макс фыркнул, презрительно скривился:
– У меня хорошая аппаратура была. Canon. И принтер, и сканер в одном…
– Как она его подняла вообще?!
– Да фиг ее знает… Но башку мне проломила… И еще так неудачно, глаз повредила, – Макс покосился на смеющуюся девушку, тихо засмеялся. А потом сложился пополам и захохотал в голос. По лицу стекали слезы, ворот куртки распахнулся, оголив шею, капюшон слетел с головы. – А врач на комиссии, сволочь, такая, уперся – не годен. Я его и так уговаривал, и этак… А он… уперся… Принципиальный попался, гад.
Он шумно выдохнул и прислонился к стойке беседки, посмотрел на Аделию – та все еще улыбалась. Пояснил уже спокойно:
– Я обжалую решение. Даже единовременное пособие не трачу, чтобы вернуть, когда вернусь на службу.
– Так чем ты сейчас занимаешься? В том смысле – где работаешь?
– Тренер в детской спортивной школе, самбо у пацанов-подростков веду. Консультирую по экономическим спорам, где уголовка светит.
– В адвокатском бюро?
Макс поморщился:
– Не. Не люблю я этого брата-адвоката. Частно консультирую.
– Так, выходит, у тебя тоже шарашкина контора? – Аделия лукаво усмехнулась.
– Выходит, так. – Макс кивнул. Потом протянул руку и поймал девичьи пальцы, пожал: – Спасибо… Я никому не рассказывал про эти… негероические подробности с каноном.
Аделия не выдернула ладонь, позволила ему греть продрогшие пальцы, хоть и чувствовала, что он не просто держит их, а гладит, то сжимая, то чуточку разжимая.
– Я рассчитывала, что ты меня ударишь. Решила, что тогда попрошу твоего отца, чтобы он отвез нас с близнецами в город. Или на станцию, – призналась.
Откровенность – за откровенность.
Макс посмотрел на нее, скользнул взглядом по губам, острому подбородку, линии плеч.
– А я догадался…
Аделия презрительно фыркнула:
– Ну-ну, ври дальше.
После откровенного разговора с Максом, очень не хотелось возвращаться в дом. Душное внимание родни, переглядывания и перешептывания за спиной: Аделия даже не представляла, что ей будет так неловко и неудобно. Но не вечно же мерзнуть на улице. Поднимался ветер. Подхватывал мелкий колючий снег и бросал им в людей, словно прогоняя со двора, отправляя в тепло. Подслеповатый фонарь отбрасывал на тропинку рваные тени, раскачивалась лампа у крыльца, поскрипывала несмазанными креплениями.
– Пойдем, ветер поднимается, – позвал Макс.
Аделия отчетливо почувствовала движение у забора – легкая тень, как порыв ледяного ветра метнулась вдоль стены, замерла на мгновение у калитки и рассыпалась.
Девушка оглянулась, но ничего кроме снежного вихря не заметила. Послушно поплелась за молодым мужчиной. Еще несколько раз оглянулась, но за спиной мелькали только тревожные тени яблонь и желтели квадраты оконных отсветов.
Макс распахнул входную дверь.
Выпустив на мороз детский хохот и топот ног. А вместе с ним и грозный окрик Александры:
– Да вы прекратите носиться по дому или нет?! Задолбали уже!
Аделия стояла на пороге, оглушенная не столько криком, сколько интонацией – раздражение, прикрытое обязанностью заботиться, неприязнь, припорошенная материнским гневом. Шестилетняя Ольга замерла на лестнице, Вадька от неожиданности натолкнулся на нее, едва не сбил со ступеньки, но успел ловко поймать сестру прежде, чем та упала через перила. Оглянулся на мать. В стеклянных глазах обоих детей – обида и неловкость. Но Вадька собрался быстрее, подтолкнул сестру:
– Пойдем в комнату.
Александра поджала губы, прошипела:
– Вот и идите в комнату.
Макс закрыл входную дверь на задвижку, пробормотал:
– Думал пожар или наводнение. Столько крика.
Александра обернулась на него, зло вытерла руки полотенцем:
– Поучи меня еще! Своих заведи и воспитывай… Хотя тебе теперь и морочиться не надо, готовых принимаешь…
И не дожидаясь ответа, ушла в кухню.
Оттуда доносился приглушенный разговор, слышались голоса Светланы и Риммы. Аделия не прислушивалась – ничего хорошего она там не ждала услышать. Прошептала Максу:
