Книга Только никому не говори. Солнце любви - Инна Булгакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Дмитрий Алексеевич, обязательно дождитесь меня!
Она быстро шла под клёнами, я догнал её и схватил за руку.
Засияли голубые глаза, и я вдруг забыл обо всем.
- Анюта, простите ради Бога…
- Неужели вы не понимаете? — сказала она равнодушно, но её всю трясло. — С тех пор как я увидела папу там, в погребе… после маминых похорон — мне абсолютно все равно. Я умерла, понимаете? Меня нет.
- Нет, нет, это не так… так не должно быть, — забормотал я. — У вас есть жизнь, вы прекрасны, и мы раскроем тайну.
- Зачем? Они не вернутся.
- Мы найдём убийцу.
- Зачем он мне? Я их больше не увижу.
- У вас есть отец.
- Он меня не знает. Ему все равно, кто за ним ухаживает.
- Как вы ошибаетесь. Любовь чувствуют не разумом.
- Ань! — раздался сиплый голос: возле нас стояла санитарка Фаина, похожая на старую швабру, и с интересом слушала. — Твой вчера от котлет отказался, я их скушала сама. Чтоб ты знала…
- Пойдёмте! — я опять взял Анюту за руку и увлёк на боковую тропинку.
- Куда вы меня тащите?
- В беседку. Мне хочется с вами поговорить. Можно?
- А вы не будете копаться в дамских переживаниях? — с отвращением спросила Анюта. — Как вы сказали: и хочется, и колется, и мама не велит? Мама как раз знала и не велела.
- Любовь Андреевна! — воскликнул я.
- Да, да, случайно. И всё. Я поиграла во взрослые игры — все кругом играют — и будет. Доигралась. Чтоб больше к этому не возвращаться, скажу: ни муж, ни Митя мне и раньше не были нужны, а теперь подавно. Всё — пустяки и пошлость.
- Какой такой Митя?.. Ах да! Он вас любит.
- Перебьётся.
Я ей не верил: «Только с тобой я себя чувствую настоящей женщиной» — так ведь она сказала ему? — но настаивать боялся.
- Анюта, признайтесь, почему вы мне не доверяете?
- Это вам Дмитрий Алексеевич сказал?
- Да.
Она остановилась на мгновенье, улыбнулась насмешливо и нервно, как там, в палате, и ответила:
- А об этом вам ни в жизнь не догадаться. Ладно, давайте ближе к делу. Хотя я действительно ничего не знаю, и ваши давешние вопросы о Марусе меня просто поразили.
Мы вошли в дворянскую беседку. Глаза слепил июльский плеск воды, камыш шуршал, лёгкие ветви шелестели, и отчаянно надрывалась какая-то птица на кладбище, на том берегу.
— Боюсь, кое-каких переживаний коснуться все-таки придётся. Например, почему вы приехали к Дмитрию Алексеевичу в день исчезновения Маруси днём, а не вечером?
- Я сама не знала, поеду я к нему или нет. Утром на всякий случай сказала Марусе, чтоб она ключ с собой на пляж взяла: вдруг я уеду в Москву. Она ответила: «Поезжай. Я Боре не скажу».
- Она знала, куда вы собираетесь?
- Нет, конечно. Но догадывалась, что не к мужу. Год назад, тоже летом, — родители в санатории были — я два раза к Мите ездила и просила её молчать. Ну, после её слов мне стало так противно, что я решила покончить с этим не вечером, а пораньше, как можно скорее. Покончить — вы мне верите? — она глядела с тревогой, я кивнул, но не верил. — В двенадцать сказала, что уезжаю, а она вдруг взмолилась: «Не оставляй меня одну, я боюсь». Сыграть Маруся умела: я испугалась, решила остаться. Но она засмеялась и говорит: «Я просто хотела проверить, кого ты больше любишь: меня или своего друга. Поезжай, поезжай, ты мне мешаешь». Она меня как будто выпроводила, но дала слово, что перейдёт на пляж. И не сдержала — на пляже её Петя не нашёл.
- Да, видимо, вы ей мешали, видимо, в тот день у неё тоже было свидание.
- С кем? С Петей?
- И с Петей и, наверное, с убийцей. А вы в ту среду так со своим другом и не покончили? — никак я не мог свернуть с этого пункта.
- У него там какой-то грузин все путался под ногами, все жаловался: «Вторые сутки в
Москве, а по полдня сплю». Да это все ерунда, главное-другое. Главное, что я опоздала на последнюю электричку и проторчала всю ночь на Казанском.
- То есть как? Вы же ушли от художника в десять?
- Да, но я не сразу поехала на вокзал.
- А куда же вы поехали?
- Это не имеет значения. Ночь я провела на Казанском.
- Почему вы об этом никому не сказали?
- Кто б мне поверил? Я торчала на вокзале, а в это время убили Марусю.
- Вы полагаете, её убили ночью?
- Я так думала.
- Сейчас уже не думаете?
- Не знаю. Просто меня поразило исчезновение билетов. Может быть, Петя все- таки виделся с сестрой? Но зачем-то скрывает? Неужели он… Вы у него о билетах не спрашивали?
- Спрашивал, все пока неопределённо.
- А тогда я была уверена, что Маруся пропала ночью. Во-первых, она на речке сидела до последнего, чуть не до темноты.
А вечером дачников из Москвы наезжает, везде народ, дети играют. И потом: все в доме было так, будто она как обычно с пляжа пришла. Все пляжные вещи на месте… одеяло в моей комнате, сумка в прихожей, полотенце и мой купальник на верёвке на кухне, термос в шкафчике и ключ в столе. Только окно открыто и свет на кухне. Этот свет меня и напугал…
- Что вы сказали Павлу Матвеевичу по телефону?
- Что Маруся пропала ночью. Он закричал: «Как это могло случиться?» Я говорю: «Мне надо тебе рассказать что-то очень важное. Только тебе! Ты можешь приехать без мамы?» Он спросил: «Да что такое?» Я думала рассказать ему о своих похождениях.
- Он ведь не знал о вас с Дмитрием Алексеевичем?
- Да вы что! Он бы меня убил. Или его. Не знаю.
- И все же вы собирались рискнуть?
- Да, я прямо по телефону начала, настолько обезумела: «Папа, ты должен знать…» Он крикнул: «Замолчи! Никому ничего не рассказывай, поняла? Ничего не предпринимай без меня. Я приеду». А телефонистка говорит: «Сходите в милицию. Может, им уже что-то известно». Я побежала, там сразу стали всякие вопросы задавать: когда и где… А я ждала папу. Я сказала то, что потом повторила на следствии: спала, ничего не слышала… и примерное время-с одиннадцати ночи до семи утра.
- И как же вы не поговорили с отцом!
- Не вышло. Я подбежала к ним, а мама закричала на меня и стала падать. Я её убила.
- Анюта, — поспешно заговорил я, — перед похоронами, в пятницу и субботу, вы все были в Москве? Я имею в виду вас, вашего отца, Дмитрия Алексеевича и Бориса. Никуда поодиночке надолго не отлучались?
- Кажется, нет. В пятницу мы ездили по всяким учреждениям, что-то там оформляли… в общем, меня не оставляли одну, я только помню себя на заднем сиденье машины, а больше ничего. Да, на ночь папа дал мне снотворное и сказал: «После похорон ты мне все расскажешь о Марусе. А пока никому ни слова».